ГЛАВА II
Приходилось ли вам, просыпаясь после крепкого сна, чувствовать, что вы не знаете, сколько спали, где вы и что с вами произошло?
Я приоткрыл глаза — и тотчас же их закрыл: меня поразил яркий свет. Я прикрыл глаза ладонью и открыл их не сразу. Осмотрелся. Справа была стена, прямо — спинка кровати, дальше двери. Где я? Что со мной? Я силился привести в порядок перепутанные мысли. Санаторий? Нет. Париж? Но из Парижа я уехал. Да, да, мне предстояло длинное путешествие. Куинслей… И вдруг все прояснилось. Я вспомнил все, вплоть до усыпления. Значит, теперь я уже в каком-то новом мире. Что со мной? Я чувствую себя таким слабым!
Силясь приподняться, я почувствовал твердую руку, которая легла на мою грудь, и увидел нагнувшееся надо мной незнакомое лицо.
Я услышал голос, говорящий по-английски:
— Лежите спокойно, вам нельзя двигаться.
— Но что со мной?
— Вы были больны, а теперь выздоравливаете. Спокойно, вот так.
Я почувствовал укол — опять впрыскивание — и погрузился в небытие.
Когда я очнулся, в комнате была полутьма. Я сразу пришел в себя и вспомнил все случившееся. Чувствовал я себя бодро.
Против кровати было большое окно, густо задрапированное. Однако сквозь щели проникал в комнату солнечный свет. Какая-то неловкость на спине заставила меня потрогать тело рукой. Я был ужасно удивлен. На спине была неровность, как будто складка. Отчего она? Боли я не чувствовал, голова была свежа…
Я сел на кровати. В небольшой комнате, кроме меня, никого не было. Под потолком висел большой фонарь, по-видимому, с электрической лампочкой, но он теперь не горел. Около кровати, на стене, я увидел какое-то странное приспособление — как бы музыкальный инструмент с натянутыми на раму тончайшими нитями. В углу, под потолком, я заметил выпуклую стеклянную поверхность, накрывающую металлический шар, от которого шел в стену толстый кабель.
Я с любопытством рассматривал все эти подробности и не мог понять, что они значат. У дверей на стене красовался целый ряд кнопок и ручек над небольшими медными дверцами, которые были закрыты. Заинтересованный, я решил встать и осмотреть все эти приспособления. На стуле рядом с кроватью лежал белый халат, а на ковре стояли туфли. Я осторожно оделся и встал. В ногах чувствовалась слабость, и я должен был некоторое время держаться за спинку стула, чтобы не упасть. Потом, передвигаясь вместе со стулом, я приблизился к окну и отдернул в стороны драпировку.
То, что я увидел, навсегда осталось в моей памяти.
Далеко на горизонте поднимались снежные вершины высочайших гор. Солнце — громадный огненный шар — еще только всходило, и низины были полны мглой, в то время как вершины были залиты ярким светом. На уступах гор покоились белые облака, из теснин подымался легкий туман.
К подножьям гор уходили ряды многоэтажных построек.
«Что это за город? — спрашивал я себя. Постройки похожи на американские небоскребы, хотя не так высоки, не более двадцати этажей. Зато весь город состоит только из одних небоскребов, и расположены они довольно далеко друг от друга, между ними — обширные зеленые лужайки, зелень, сады».
Вдруг я услышал топот сотен ног, мерно отбивающих шаг. Ниже холма, по прекрасно мощеной улице шли войска: так, по крайней мере, мне казалось, ибо там двигалась стройными рядами масса людей, одетых в однообразную серую одежду. Но что это? Я увидел, как по небу в разных направлениях проносились какие-то удивительные существа, слишком большие для птиц и слишком мелкие, чтобы можно подумать — аэропланы.
На дороге, ведущей на холм, где стояло здание, в котором я находился, появилось существо, поразившее меня больше всего. Это был, без сомнения, человек, но руки и ноги у него были похожи на клещи гигантского рака.
Пораженный увиденным, я опустился на стул. У меня тряслись ноги.
Я закрыл глаза руками.
«Боже мой, — думал я, — я нахожусь, видимо, в каком-то новом мире. Это уже не сон. Не похоже, что я брежу. Значит, все, о чем говорил Куинслей, правда».
Когда я открыл глаза, передо мной стоял высокий человек, одетый в серое свободное платье, с красными выпушками на воротнике и на рукавах; на груди красовался номер — числитель и знаменатель. Лицо человека не имело растительности, и если бы не мужской костюм, я положительно не мог бы сказать, кто это — мужчина или женщина.
Ничего не было в нем типично мужского, и в то же время рост, фигура, манера держать себя говорили за то, что передо мной молодой мужчина.
Я всмотрелся в правильные черты его лица, и вспомнил, что видел его, когда проснулся в этой комнате в первый раз.
— Кто вы? — спросил я его по-английски.
— Я присматриваю за вами, — отвечал он. — Я принадлежу к медицинскому корпусу. Пока я не доктор. Я исполняю обязанности брата милосердия. Вы перенесли тяжелую операцию, но теперь состояние ваше не внушает никаких опасений. Вы почти здоровы, и сегодня доктор разрешил вам встать.
— Значит, я поступил правильно, когда встал, хотя и без вашего разрешения.
— Нет, именно с нашего разрешения, — улыбнулся мой собеседник.
— Не понимаю. Когда это разрешение было мне дано? Почему вы знали, что я исполнил его? Вас не было в комнате.
— Вот видите, сэр, эти приспособления, — он указал мне на непонятные предметы, возбудившие раньше мое любопытство. — Благодаря им я могу знать все, что происходит в этой комнате. Из очень отдаленного места я могу всё видеть и всё слышать, и передавать вам свои распоряжения так, что вы об этом и не подозреваете. Я видел, что вы проснулись, я видел, как вы прощупывали у себя на спине рубцы, оставшиеся после операции. Я знал, что вам разрешено сегодня встать, и передал вам это разрешение.
— Но каким путем вы передали его? — воскликнул я. — Я не слышал никакого приказания или разрешения.
— Оно непосредственно шло к вам в голову и претворилось в желание, спокойным голосом ответил он.
Я сидел некоторое время в молчании: так удивителен мне казался его ответ.
— Как вас зовут? — наконец промолвил я.
— Номер…
— Я вижу ваш номер, я хочу знать ваше имя, как мне вас называть.
— Так и называйте: номер такой-то, имени мы не имеем. Впрочем, среди своих близких мы называем друг друга условно. Меня зовут Гай, хотя это вовсе не соответствует особенностям моего характера.
— А почему вы носите такой большой номер? — осведомился я.
— Нас здесь очень много, я занимаю место 4220-е в 109-м разряде. Каждый разряд заключает 10000 человек.
— У вас должна быть какая-нибудь фамилия. Почему вас не называют по фамилии отца? — подумав, спросил я.
