— У меня нет отца.
— Но у вас есть мать?
— У меня нет матери.
— Вы хотите сказать, что у вас нет ни отца, ни матери? Вы шутник.
— Нисколько. Я не шучу, сэр. Отцы и матери имеются у вас, чужестранцев, у нас же нет родителей, — так же спокойно возразил мой собеседник.
В это время медная дверца на стене около двери открылась с особым металлическим звоном, как будто прозвучал легкий гонг.
Брат милосердия быстрыми шагами подбежал к этой дверце и взял с подставки небольшую тарелку и подносик со стаканом какой-то жидкости, поставил всё это передо мной на легкий передвижной столик.
— Ваш завтрак, сэр.
Я увидел знакомые мне уже три таблетки.
— Я оставляю вас, так как мне надо спешить по делам.
И он, не дожидаясь ответа, скрылся за дверью. всё виденное и слышанное так меня поразило, что я машинально проглотил всё поставленное передо мною и только тогда спохватился, что уже окончил свой завтрак. В это время в комнату вошел высокий, одетый в совершенно такой же костюм, как у моего первого посетителя, человек с номером 8912 на груди.
Впрочем, он отличался от первого цветом волос: он был брюнет, в то время как брат милосердия был блондин. На костюме у него не было никаких цветных нашивок. Лицо — ни мужское, ни женское. Он начал убирать комнату, причем прежде всего взял со стола посуду, оставшуюся после моего завтрака и, спрятав в нишу, захлопнул дверцу с тем же самым характерным металлическим звоном. Потом открыл дверцу другой ниши, и я тотчас же почувствовал на себе движение воздуха, быстро увлекаемого из комнаты невидимым вентилятором.
Я продолжал сидеть на стуле посреди комнаты и безмолвно наблюдал за действиями пришельца. Наконец я спросил:
— Вы исполняете обязанности слуги?
— Да, сэр.
— Скажите, вы давно здесь служите?
— Всего два года.
— Чем вы занимались раньше?
Я задавал вопросы, чтобы выяснить себе положение, которое казалось мне непонятным.
— Я служил в общественных казармах.
— А прежде этого чем занимались?
— Учился.
— Сколько вам лет?
Сам я не мог бы ответить на этот вопрос, настолько неопределенным казался мне возраст этого человека.
— Мне десять лет.
— Десять лет! — воскликнул я. — Вы что, смеетесь надо мной?
Я в негодовании соскочил со стула и, подбежав к слуге, схватил его за плечо.
— Вы принимаете меня за какого-то дурака?
— Я говорю вам сущую правду, сэр. Это у чужестранцев принято говорить неправду. Мы не знаем лжи.
— Да, но как же вам может быть десять лет, когда вы выше меня на целую голову? Вы — взрослый, мужчина, а не мальчик.
— Конечно, я взрослый, — вежливо ответил слуга, — но мне десять лет. Вот брат милосердия Гай немного моложе, ему еще не исполнилось девяти.
— Но это черт знает что! Вы хотите, чтобы я поверил всем этим вашим дурацким шуткам! — вскричал я и, не желая больше разговаривать, отошел к окну.
Но то, что я здесь увидел, сразу охладило меня, и я почувствовал, что готов поверить всему.
Совсем близко от моего окна, на балконе четвертого этажа появился странный, очень толстый человек с высокой острой шляпой на голове и небольшим ящиком на спине. Он подошел к краю балкона, на котором не было перил, и вдруг за спиной у него выросли длинные серые крылья. Он взмахнул ими и бросился вниз головой. Через мгновение я уже видел его над крышами соседних домов. Я понял тогда, что те порхающие в воздухе существа, которых видел раньше, были люди; и теперь еще их можно было видеть вдали несущимися по всем направлениям. Нет, право, для меня всего этого слишком много. Я почувствовал сильную слабость, в глазах потемнело, я с трудом добрался до кресла, где и потерял сознание. Когда я очнулся, передо мной стоял опять кто-то в сером, такой же высокий. Я только что открыл глаза и заметил его номер на груди и зеленые треугольники на вороте. Он нагнулся надо мной и проговорил по-английски с тем же акцентом, с которым говорили мои первые собеседники:
— Небольшая слабость, много впечатлений сразу. Теперь прошло. Я как раз вошел к вам, чтобы последний раз взглянуть на вас. Сегодня вечером вы перемещаетесь из госпиталя на квартиру. Ваше состояние в настоящее время отличное. Вы не нуждаетесь ни в каком медицинском уходе.
Я окончательно пришел в себя и, вытирая платком лицо, спросил:
— Мне кажется, вы доктор. Таким образом, я могу узнать от вас, что сталось с туберкулезом моих почек?
— Ваши почки, — отвечал всё так же отрывисто доктор, — выброшены вон и заменены новыми. Операция прошла прекрасно. Оперировал мистер Левенберг. Потом вы находились под моим попечением. Туберкулеза других органов нет. Вы здоровы. Итак, до свиданья!
— Позвольте, позвольте, доктор, — мне не хотелось отпускать его так скоро, — присядьте, пожалуйста, вот здесь. — Я указал ему на кресло. — Я хочу расспросить вас кой о чем. Мне хотелось бы узнать, как я прибыл сюда, где я нахожусь, какая мне была сделана операция, как можно заменить почки новыми, здоровыми, откуда могли быть взяты эти почки? Что это за мир, куда я попал? Где я нахожусь? На земле или на другой какой-нибудь планете? Что значат рассказы вашего слуги? По его словам, ему десять лет, а между тем…
— Вы задаете мне массу вопросов, — осторожно перебил меня доктор. — Я не могу вам на них отвечать. Ваш мозг плохо справляется со всем тем, что вас окружает. Прошу вас соблюдать спокойствие. Постепенно ваше любопытство будет вознаграждено, вы всё узнаете; здесь нет никаких чудес, всё естественно. Но на главное я вам отвечу. Вы на земле, вы здоровы, скоро вы увидите своих соотечественников и других иностранцев, вы войдете в жизнь и ничему не будете удивляться. А теперь я не могу дольше оставаться здесь, я должен торопиться. У нас правило: не терять ни одной минуты напрасно.
Он решительно встал и вежливо раскланялся со мной.
— Одно только слово, — преследовал я доктора до дверей. — Я могу видеть Куинслея?
— Конечно, можете, и увидите, но когда — не могу этого сказать: он очень занят и назначает свидания только в случае большой важности.
— Еще последний вопрос, — просил я, нелепо улыбаясь, — скажите, сколько вам лет?
— О, я один из самых старых здесь, мне уже двадцать лет, — отвечал он спокойным голосом. — Но я не хочу сказать, что я старый, — пояснил он, — мне предстоит еще долгая жизнь. Простите, больше я не скажу ни слова.
С этими словами он запер за собой дверь.
Я почувствовал непреодолимое желание спать. Было ли это результатом какого-то неведомого мне внушения, или на меня подействовали таблетки, или, быть может, я очень устал? Мне было всё равно, и едва я успел лечь, как заснул.
