Я тяжело вздохнула:
- Театр!.. Скажете тоже!.. Толпы безработных актеров, дикое обнищание... Метания... Растерянность... От "черну-хи" и "порнухи" до классики... Так уже было в театре, например, после революции. Да и пьес, настоящих пьес о времени, которое мы переживаем, нет.
- А если бы были?
- Была бы надежда на то, что театр выживет. Впрочем, я с такой надеждой не расстаюсь. Расстаться с ней для меня то же самое, что расстаться с надеждой на полноценную жизнь.
Я сама не понимала, зачем выкладываю все это Бурелому, но он задал вопрос, а у меня был ответ - вот и сказала. Нудеж и скулеж в сердце не прекращался.
- Приехали, - сказал Николай.
- Мы не договорили, - произнес Бурелом, - но я не стану вас задерживать, я вижу, как вы устаете. Так что договорим завтра. А сейчас я провожу вас до лифта.
- Спасибо, - сказала я и вылезла из машины.
Лампочка над дверью парадной была разбита. Темнотища, холодища и страшища...
То ли камушек, то ли собственный инстинкт подсказывали мне, что не стоит входить в парадную без Бурелома, однако он задержался, отдавая какое-то приказание шоферу, и я вошла. На лестнице свет был, но едва за мной захлопнулась дверь, как из-за мусоропровода навстречу мне вышагнули две очаровательные разбойничьи хари, и один ласково так произнес:
- Гляди-ка, Василий, какая шубка к нам пришла.
Я обмерла. Но в дверях уже показался Бурелом. В отличие от меня, он не обмер, он в доли секунды все оценил и все понял.
- Назад, - прошипел он мне, - за меня!
И тут, прячась за его спину, я увидела в руках Бурелома пистолет и побледневшие лица обидчиков.
- Стрельбы не будет, - спокойно, по-ледяному спокойно, сказал Бурелом. - Выметайтесь!..
Тот же, что восхитился шубкой, ответил:
- Будет сделано, шеф.
По-прежнему заслоняя меня и держа бандитов в поле зрения и ствола, Бурелом дал им выйти за дверь. Выходящего последним Василия он сопроводил ударом ноги в задницу.
Дверь парадной Бурелом еще немного подержал открытой, чтобы удостовериться, что налетчики тикают без оглядки.
- Николай, - крикнул Бурелом, увидев, что тот вылез из машины, держа в руке свою пушку, - все в порядке. Я сейчас.
Он вызвал мне лифт, поднялся в нем со мной на этаж.
В лифте я спросила:
- Это не вы их подослали, чтобы я ценила вашу заботу еще больше?
- Не разочаровывайте меня, Маша. С вами я не для того, чтобы слушать глупости.
- Простите, - искренне сказала я, - это нервы... Двери лифта раскрылись, на площадке стоял папа.
- Я слышал крики. Что случилось? Этот тип тебе угрожает?..
- Папа, этот, как ты говоришь, тип только что спас меня. Это Лев Петрович, папа. Он меня провожает.
- Тогда ладно, - буркнул мой отец.
Волна благодарности пролилась во мне: немолодой, невооруженный, мой отец был готов драться за меня с любым. Бурелома он не испугался.
И во второй раз за сегодняшний вечер Бурелом усмехнулся:
- До свидания, - сказал он мне, - теперь я за вас спокоен...
- Ничего себе поклонничек, - бурчал отец с чашкой крепчайшего чая. Маша, неужели ты станешь водиться с таким типом?!
"Маша". Впервые так назвал меня сегодня Бурелом. И это не вызвало во мне протеста.
- Успокойся, папа. Внешность иногда бывает обманчива.
- Бывает, - настаивал отец, - но только не такая.
Как всегда, я очень устала за день, однако сон - как назло - не приходил. Я снова и снова вспоминала обстоятельства стычки в парадной и то спокойствие, что испытала, очутившись за спиной Бурелома. "Хорошо ли это?" - думала я. Но ничего не могла с собой поделать: надежность исходила для меня не только от моего отца - от Бурелома сегодня тоже. Камень на моей груди изнывал, изводился, предупреждал - ему явно не нравились мои мысли, скорее даже мыслемоции, потому что далеко не все мои ощущения можно было облечь в словами выраженную мысль. В какой-то момент камушек мой стал настолько досаждать, что я подумала было снять его вовсе: и тут он, поворчав - замолк. А через некоторое время и я спала.
IV
Утром были два неожиданных звонка.
Во-первых, позвонила Валентина. И когда я услышала ее кокетливое: "Ал-ле, я тебя не разбудила?" - я вспомнила, что мы не общались по телефону уже целых два дня, а это было из ряда вон выходящим событием. И тут же вспомнилось, что она - а не я - будет играть Ларису. На душе чуть скребануло, но я не дала развиться этому некрасивому чувству - чувству зависти.
- Нет, конечно, я даже позавтракала уже.
- И зарядку сделала?
- Ну да.
- Счастливая ты, Машка.
- С чего бы?
- А не ленивая. Не то, что я.
- Хватит прикидываться, девушка. Как жизнь-то?
- Слушай, тороплюсь на читку, а у нас замена - Серега загремел в Боткинские с дизентерией.
- Какая благородная болезнь, - восхитилась я. - Как он умудрился?
- Винограда поел на презентации. Ночью чуть концы не отдал - сестренка его звонила.
- А замену уже нашли?
- Да, у Юрки какой-то приятель - каскадер. Так что в два сегодня соберемся. Ты можешь?
- В два могу, но к четырем мне еще в больницу.
- И у тебя больные? Кто? Мама? Папа? - Валя говорила встревоженно и искренне - она любила моих родителей.
- Слава богу, не они. Черешков попал под машину.
- Наш ювелир? А его как угораздило?
- Да вот - угораздило, при встрече расскажу.
- Ну, тогда до встречи.
Никогда, никогда я не поссорюсь с Валькой. Никогда не буду выяснять, даже мысленно, кто из нас талантливее. Никогда актерское самолюбие не победит мою душевную к ней расположенность. Вот так мудро приказала я себе поступать, когда повесила трубку.
Вновь раздался телефонный звонок. И камушек мой тотчас пробудился ото сна, в котором пребывал с ночи. Очевидно, звонит кто-то нехороший. Нехорошим оказался Бурелом.
- Мария Николаевна, - сказал он, - я обещал вам, что мы продолжим наш разговор сегодня, но не выходит. А вы уж, будьте так добры, не убегайте вечером от моего Николая.
- Лев Петрович, я вам так благодарна, но ведь раньше я обходилась без вашей машины, меня встречал папа, он и впредь может меня встречать.
- Да, батя у вас боевой.
Мне не понравилась насмешка.
- Папа воевал в пехоте и может еще постоять и за себя и за нас.
- Воевал? - Бурелом искренне удивился. - Не молод ли?
- Он начал войну разведчиком, сыном полка в десять лет.
- Ну что ж, - Бурелом что-то там взвесил. - Пехота - это хорошо. Но тем не менее в нынешних условиях мой Николай надежнее. Вы меня поняли?
Чего тут было не понять: мне приказывали. И не было сил не подчиниться. "Какая шубка!" Повторения не хотелось.
Скидывая дубленку, я скороговоркой проинформировала:
- Всем - привет! И пламенное пожелание - репетировать в пожарном порядке - весь график горит! А в ответ услышала:
