Вот он остановился у пешеходного перехода, наблюдая за женщиной с младенцем в коляске и ребенком дошкольного возраста.
Младенцу было около года. Он сидел в коляске, выставив вперед толстые ножки и, как флажок, зажав в пухлой ручонке большой зеленый лист.
Не плавающий ли лист привлек в тот день внимание Руби? Он представил себе это, как уже делал много раз прежде и как, наверное, будет делать всю оставшуюся жизнь. Он увидел, как она, гордая собой, влезает на бортик фонтана, идет вдоль периметра, может быть, даже бежит. Поскользнулась ли она? Или увидела что-то, что ей понравилось? Плавающий листик или интересная на вид палочка. Что-то сверкающее. Он представил ее на коленях на бортике фонтана, в розовом пальтишке, с вытянутой рукой, и потом вдруг она без звука валится головой вперед, пугается, молотит по воде руками, захлебывается, пытается кричать: «Папа!» Тяжелое пальто тянет ее вниз, и потом тишина, только вокруг головы ореол из плавающих волос.
На миг мир Сэма покачнулся, и у него перехватило дыхание. Он сосредоточился на надписи красными буквами на светофоре «СТОЙТЕ», ожидая, когда она переключится на «ИДИТЕ». Мимо проносились машины. Ожидающая рядом с ним мать семейства разговаривала по сотовому.
– У меня сваливается ботинок, – захныкал дошкольник.
– Вовсе нет, – рассеянно промолвила мать, продолжая разговаривать по телефону. – Я знаю, в этом-то и дело, то есть хорошо, если бы она заранее об этом побеспокоилась, но… Ларри, нет! Не снимай здесь ботинок!
Мальчуган вдруг плюхнулся на дорожку и принялся стаскивать свой ботинок.
– Черт, он разувается прямо посреди улицы. Ларри, перестань! Я сказала, перестань!
Женщина наклонилась, чтобы поднять мальчугана на ноги, при этом она отпустила ручку коляски. Коляска стояла на уклоне в сторону проезжей части.
Коляска покатилась.
– Ну уж нет!
Сэм вытянул руку и ухватился за коляску.
Женщина подняла глаза:
– Боже правый!
Она резко выпрямилась и вцепилась в ручку коляски, накрыв своей ладонью руку Сэма. При этом сотовый выскользнул из ее пальцев и упал на землю. Она переводила взгляд с проносящегося мимо транспорта на коляску и обратно.
– Она могла бы… он мог бы…
– Знаю, – сказал Сэм. – Но все обошлось. Ничего не случилось.
Он высвободил свою руку. Теперь женщина держала коляску мертвой хваткой.
– Мама, телефон весь разбился! – Мальчик поднял с земли телефон и смотрел на него с выражением неподдельного ужаса.
Сэм услышал доносящийся из телефона металлический голос: «Алло? Алло?»
На светофоре появилась надпись «ИДИТЕ». Женщина не пошевелилась. Она продолжала осмысливать происшедшее, представляя себе, что могло бы случиться.
– Приятного вам вечера, – сказал Сэм и стал переходить дорогу на пути к дому.
Над ним расстилалось огромное небо, полное надежд.
– Тебе ведь не надо нестись обратно в офис, а? – спросил Оливер, натягивая на уши шапочку для плавания и надевая на глаза защитные очки.
В таком виде он казался Эрике глуповатым инопланетянином.
Они встретились в обеденный перерыв в бассейне «Норт Сидней», находящемся в нескольких минутах ходьбы от обоих их офисов, для первого заплыва после краткого «зимнего пробела», как называл это Оливер. На время зимних месяцев они заменяли плавание на получасовые интенсивные занятия в спортзале для укрепления сердечно-сосудистой системы.
– Мне надо вернуться к полвторого.
Эрика натянула свои защитные очки, и мир приобрел бирюзовый оттенок.
– Отлично, – сказал Оливер.
Он казался серьезным.
Проплыв дорожку, Эрика задумалась: что у него на уме? С тех пор как он обнаружил ее «привычку», она почувствовала, что низведена в их браке до подчиненного положения. Он заставил ее пообещать, что она поговорит со своим психологом о своей «клептомании».
– Это не клептомания! – воскликнула Эрика. – Это просто…
– Кража вещей твоей подруги! – подхватил Оливер.
В последнее время в Оливере появилось что-то новое – нечто вроде безрассудства, хотя нет, ибо Оливер никогда не стал бы безрассудным. Почти агрессивность? Не совсем. Энергичность. Честно говоря, это было не лишено привлекательности. У них часто бывал весьма активный секс. Это было здорово.
Она еще не обсуждала с психологом свою «клептоманию», поскольку не виделась с ней. Недавно Не Пэт в последнюю минуту отменила несколько сеансов. Вероятно, у нее самой были личные проблемы. Эрика втайне надеялась, что та будет вынуждена взять творческий отпуск.
Поворачивая голову на каждом втором вдохе, она смотрела наверх и видела серые сводчатые пилоны Харбор-Бридж, парящие над ними в голубом небе. Изумительное место для плавания. Разве этого не достаточно для жизни? Хорошая работа, хорошие тренировки, хороший секс. Она стала искать глазами Оливера. Он был далеко впереди, быстро разрезая воду. Хорошо, что народу было не очень много, потому что он плыл слишком быстро даже для скоростной дорожки.
Ребенок. Вот о чем он хочет с ней поговорить. Ребенок был его проектом, а его навыки в управлении проектом просто великолепны. Теперь, когда Клементина перестала быть частью картины, он захочет рассмотреть «другие опции, другие средства». Он захочет поговорить обо всех за и против. При этой мысли Эрика оцепенела. Ноги показались тяжелыми гирями, которые приходилось тащить за собой.
Ей в голову пришла мысль: «С меня довольно. Не хочу больше планировать детей». Но разумеется, решение зависит не только от нее, но и от Оливера.
Это просто преграда. Каждый раз, когда бежишь марафон, ударяешься о преграду. Преграда – это как физический, так и психологический барьер, но его можно преодолеть (прием углеводов, гидратация, внимание к технике). Она продолжала плыть. Непохоже, что она сможет миновать это, но такова природа преграды.
После плавания они сидели на солнечной террасе снаружи кафе с видом на гавань, лакомились салатом с тунцом и листовой капустой. На них снова были костюмы. Солнцезащитные очки. Волосы слегка влажные на концах.
– Хочу послать тебе ссылку на статью, – сказал Оливер. – Вчера прочитал и до сих пор продолжаю ее обдумывать.
– О’кей, – сказала Эрика.
Какая-нибудь новая репродуктивная технология. Отлично. Это всего-навсего преграда, сказала она себе. Дыши глубже.
– Это про усыновление, – продолжал Оливер. – Усыновление детей старшего возраста.
– Усыновление?
Вилка Эрики остановилась на полпути ко рту.
– Статья о том, как это трудно. О том, как люди проникаются этой по-настоящему романтической идеей об усыновлении, а на деле оказывается совсем не так. О том, что большинство усыновителей не имеют понятия о том, во что ввязываются. Это откровенная и честная статья.
– А-а. – Из-за темных очков Эрика не видела его глаз. Она чувствовала, как в нем гаснет крошечная искра надежды. – Значит, ты хочешь послать мне эту статью, чтобы…
– Думаю, мы должны это сделать.
– Ты думаешь, мы должны это сделать, – повторила Эрика.
– Я размышлял о Клементине и Сэме. И как ужасно на них подействовало происшествие с Руби. Хочешь знать, почему на них это так плохо подействовало? – Он не стал ждать ответа. – Потому что прежде с ними не случалось ничего плохого!
– Ну… – задумавшись, начала Эрика. – Не знаю, полностью ли это…
– А мы с тобой, мы ждем худшего! У нас мало надежд. Мы жесткие. Мы умеем контролировать ситуацию!
– Умеем? – спросила Эрика.
Она сомневалась, стоит ли напомнить ему, что она лечится у психотерапевта.
– Все хотят детишек. – Оливер проигнорировал ее. – Славных маленьких детишек. Но на самом деле нужны приемные родители для детей постарше. Рассерженных. Сломленных. – Он умолк и, казалось, вдруг потерял уверенность. Потом взял стакан с фруктовым коктейлем. – Просто я решил… ну, решил, мы можем обдумать это, потому что имеем представление о том, через что проходят такие дети.
Он стал пить через соломинку. Она видела, как в его очках отражается гавань.
Эрика ела салат и думала о родителях Клементины. Представила себе, как Пэм застилает ей раскладушку, чтобы она осталась на ночь, резкими движениями рук расправляя хрустящие белые простыни, которые на миг зависают в воздухе. До сих пор аромат чистого отбеленного белья был любимым запахом Эрики. Она представляла себе, как отец Клементины сидит в машине на пассажирском месте, а Эрика впервые сидит за рулем. Он показывал ей, как располагать руки на руле в положении «без четверти три». «Все прочие говорят „без десяти два“, – сказал он. – Но все прочие не правы». Она по-прежнему водила машину, держа руки на руле в положении «без четверти три».
Как это говорится? Долг платежом красен.
– Ну, допустим, мы это сделаем, – сказала Эрика. – Возьмем одного из этих трудных детей…
Оливер поднял глаза:
– Допустим, да.
– Если верить той статье, это будет ужасно.
