Техник ухмыльнулся. «Монгол» стиснул челюсти, прошипел что-то нехорошее и отошел.
— Значит, стартуем на «Нинье», — решил я.
— А это вам, чтоб совесть не мучила, — добавил «гном», выписывая очередной чек.
— Ладно, — хмуро согласился главный техник. — У меня рука не поднимется. Помощника попрошу. Удачи вам.
Кресла в командном отсеке копировали сиденья старых звездолетчиков. Они меняли свое положение относительно приборов, приспосабливаясь к направлению силы тяжести. Сейчас кресла стояли вплотную к стенке, со спинками, перпендикулярными земле.
Я, как капитан, придвинулся к главной панели управления. Юра, как бортврач и первый помощник, расположился рядом. Карло и Кристи с Питом остались возле стенки.
— Поехали, — вздохнул я. Собрался с духом — но духа не хватило нажать на «Пуск». Я прокашлялся.
— Ничего, это вырежут, — обнадежил сзади «гном». — Давай второй дубль.
— Ну, поехали. — На этот раз удалось вытянуть руку. Но тут пришла мысль, что вернуться будет уже, в общем-то, невозможно и впереди — девять лет… Пальцы опустились, так и не дотянувшись до заветной клавиши.
— Так чего, может, не будем дурью-то маяться? — предложила Кристина. — Пошли по домам. Интересно, а такой вариант ставок был? Что не взлетим?
— Поехали. — Юра почесал бровь указательным пальцем и этим же пальцем утопил «Пуск» в панели. «Нинья» вздрогнула. Рева двигателей слышно не было, но степь впереди чуть сдвинулась. Неторопливо покатилась под нас.
«Монгол» перехватил рычаг ускорения, не отводя глаз от мониторчика с цифрами скорости, плавно передвинул вперед — до одного g. Звездолет завибрировал — как и предупреждали техники: по рельсам нельзя было идти совершенно мягко. Корабль начал раскачиваться. Где-то далеко внизу протяжно застонала платформа. Я сглотнул. Мышцы напряглись, сопротивляясь возрастающему давлению перегрузок. Бортврач оценил расстояние до распахнувшегося «окна» телепортера, проверил скорость — и загнал рычаг на два g.
Недовольно мявкнул Пит.
«Нинья» накренилась вправо — и я почувствовал пальцами ног, что на этот раз опора потеряна и корабль опрокинется. Мы превысили допустимое ускорение. Дергаться было поздно — да и руки свело от напряжения, противостоящего силам тяготения.
Оставалось только смотреть, как горизонт заваливается на пять градусов, потом на десять. На пятнадцати падение остановилось — мы помчались на одной стороне платформы. Колеса не выдерживали: со скрежетом сминались, с грохотом отстреливали, приближали нас к «чирканью» цистерной по степи. Было страшно. А еще больше — обидно.
Потом вдруг исчезла степь, земля ушла из-под ног, и я оказался лежащим на спине, задрав ноги вверх — к нестерпимо яркому Солнцу, затененному защитным экраном до вполне приемлемого блеска. Мышцы продолжали напрягаться, пока Юра, дотянувшись до рычага на «потолке», не сбавил ускорение до одного д.
— Спускаемся? — предложил «монгол».
— Стабилизировать вращение и направить к первой проверочной точке, — попросил я, вспоминая инструкции.
— Десять секунд, — ответил мягкий электронный голос. Видимо, борткомпьютера. От неожиданности я чуть не выпрыгнул из кресла. — Сделано. Начать вращение для создания искусственной гравитации?
— Мы при двух не выдержим, — сказал бортврач.
— А Пит в невесомости не сможет.
— Значит, я с ним уйду в центрифугу, пока вы будете раскручивать «Нинью».
— Не начинать вращение, — приказал я. — Выключить двигатели, когда разгонимся до шестисот километров. За десять минут предупредить.
— Будет сделано, — пообещал звездолет, добавил: — Электромагнитная защита включена.
Кресла плавно опрокинулись сиденьями к полу и съехали к «стенке», на которой ждали остальные члены экипажа.
— Юрий, как вы можете прокомментировать поведение Германа на старте? — подошел журналист. Кристи возилась с котом, несколько растерявшимся от всего произошедшего.
— Карло, ты чего? — удивился «монгол».
— Это первое интервью у космонавта за последние пятьсот лет! — возвестил «гном». — Нашим зрителям интересно узнать ваши мысли.
— Зря я ускорялся, — признался бортврач. — Думал, не наберем вторую космическую, завернет на виток.
— Спасибо. А что скажете вы, Герман? Как ощущения? Что с вами случилось?
— Ничего. — Я раздраженно пожал плечами. — Так и было задумано.
— Как видно, все мы перенервничали. — Карло лучезарно улыбнулся куда-то в сторону — наверное, в камеру. — Когда пройдет шок, мы постараемся рассказать все подробнее.
Юра предложил сделать обход — проверить, что с нашими рыбками и перепелами, как водоросли и прочий полезный груз. «Гном» поддержал идею и старался комментировать все, что мы видели. Почему-то получалось у него на редкость глупо, и я уже собрался сказать ему об этом, но потом передумал. Карло — профессионал, может, так и надо…
Когда мы через пару часов вернулись в «кают-компанию», Кристина с Питом встретили нас приветственным мурчанием и кофе с тостами.
Я оценил гениальность старого конструктора, создавшего в кают-компании на всех стенках небольшие дисплеи, на которые выводились необходимые данные по работе двигателя и системам жизнеобеспечения. «Гном» бурно выразил восторг по поводу того, что мы летим в космосе — в настоящем звездолете. Хива улыбнулась, сдержанно подтвердила: все круто. Добавила, что ее чуть не стошнило, когда начало потряхивать и сдавливать, но обошлось.
Через шесть часов Юра уговорил Пита сесть в сумку и закрылся с котом в центрифуге. Я проследил, чтобы их раскрутило не больше чем до одной g. «Нинья» выключила двигатели — и я почувствовал, что падаю вместе с креслом, спиной вперед. Перевернулся — и начал «падать» спиной на приборы. Ругнулась Кристина. Вымученно засмеялся Карло.
— Почему не возвращается сила тяжести? — процедил я сквозь зубы, барахтаясь в кресле. Попытка закрыть глаза только ухудшила ощущение падения.
— В командном отсеке на протяжении полета тяготение возникает только при включении двигателей, — напомнила «Нинья». — В отсеках уже достигнут уровень одной десятой.
Журналистов сдуло сразу. Я какое-то время боролся с головокружением, пытаясь привыкнуть к невесомости — древние же как-то летали месяцами без какой-либо гравитации. В конце концов сдался и поплыл вслед за товарищами. По мере продвижения к краю «бублика» падение принимало отчетливое направление — я таки свалился с лестницы перед предпоследним уровнем. «Нинья» подтвердила, что набрана расчетная скорость кручения, сообщила, что солнечные батареи развернуты на семьдесят пять процентов, и смолкла.
Выпустили недовольных Юрика и Пита.
— Кота я понимаю, — кивнул я. — А ты чего?
— Вы в невесомости были, — буркнул очкарик. — А я — нет. Какой космос без…
— Ну так лезь наверх, — предложил я.
«Монгол» просиял и быстро помчался к лестнице. Пит мужественно шел за ним три уровня вверх, потом потерял направление «пола», пожаловался на непонятный мир и вернулся на твердую землю.
«Утром» второго дня полета, одиннадцатого мая, Карло начал переживать, что рейтинги нашего шоу падают. Фата-Хива вешалась Юрке на шею. При взгляде на его глаза, из которых гейзером бил восторг, становилось ясно, что бортврач потерян на какое-то время. Раздражение «гнома» я наивно приписывал потере возлюбленной и боялся сцен ревности, скандала и поножовщины или отелловщины на борту. Пит сидел над аквариумом и завороженно следил за рыбками. Перепелов Кристи повесила повыше, чтобы кот не смог добраться до птиц, несущих белковые яйца.
«Днем» — в кавычках, потому что на борту звездолета, летящего к Солнцу, темно становилось в единственном случае: если блокировался доступ света в каюту, — так вот, «днем» журналист обратил внимание на датчик углекислого газа.
— Ну, — не понял я. — Десятые доли процента. И что?
— Еще две доли — и мы начнем вымирать, — пояснил Карло. — Как мамонты. «Нинья», подтверди.
