- Это не так, - поморщился Хокстеттер. - Опять вы...
- Это так! - обрушился на Хокстеттера громовой голос, заставляя его вжаться в кресло. Рэйнберд ободряюще улыбнулся притихшей аудитории. Короче. Девочка стала нормально есть. Она прибавила пять килограммов и перестала быть похожей на тень. Она читает, отвечает на вопросы, раскрашивает картинки. Она мечтает о кукольном домике, и добрый дядя уборщик пообещал достать его. И после этого, джентльмены, вам, что же, не терпится начать все сначала? С многообещающего нуля?
Техник, обслуживающий во время теста видеокассетную аппаратуру, позволил себе робко поинтересоваться:
- Ну, а если она подожжет свою квартирку?
- При желании она давно бы это сделала, - ответил Рэйнберд. Возразить тут было нечего. Дискуссия закончилась.
...Впереди виднелись конюшни - темно-красные с белой отделкой. Рэйнберд громко рассмеялся.
- Здорово ты их напугала, Чарли!
- А тебя?
- А чего мне пугаться? - Рэйнберд потрепал ее по волосам. - Это только когда в темноте запирают, я нюни распускаю.
- И ни капельки это не стыдно, Джон.
- При желании, - тут он слегка перефразировал то, что сказал вчера на совещании, - при желании ты давно могла бы меня поджечь.
Она мгновенно подобралась.
- Как ты... как ты можешь!
- Прости, Чарли. Язык мой - враг мой. Они вошли в полумрак конюшен, и в нос сразу ударили запахи.
Лучи закатного солнца косо пробивались между балок, и в этих неярких полосах света полусонно кружилась мякинная пыль.
Грум расчесывал гриву вороному с белой звездой во лбу. Чарли остановилась как вкопанная, не в силах отвести глаз. Грум поворотился к ней и сказал с улыбкой:
- Это, значит, вы и есть юная мисс. Мне сказали, что вы должны прийти.
- Какая она красивая, - прошептала Чарли. У нее задрожали руки, так ей хотелось коснуться этой шелковистой кожи. Ока увидела темный, спокойный, чуть увлажненный конский зрачок... и влюбилась с первого взгляда.
- Вообще-то это мальчик, - сказал грум и украдкой подмигнул Рэйнберду, не подозревая, что он за птица, поскольку видел его впервые. - В некотором смысле.
- А как его зовут?
- Некромансер, - сказал грум. - Хочешь погладить? Чарли неуверенно приблизилась. Лошадь опустила морду, и девочка ее погладила. Знала бы Чарли, что она зажжет полдюжины костров, только бы прокатиться верхом - при условии, что Джон будет рядом... но Рэйнберд сразу понял это по ее глазам и невольно улыбнулся.
Она случайно обернулась и поймала его улыбку; на мгновение ее рука, гладившая лошадиную морду, повисла в воздухе. Что-то ей не понравилось в этой улыбке, а уж, кажется, в Джоне ей нравилось решительно все. Она воспринимала людей интуитивно, не задумываясь: для нее это свойство было столь же неотъемлемым, как голубые глаза и пять пальцев на руке. И отношения у нее складывались на основе первоначального ощущения. Хокстеттер ей не нравился - она тотчас почувствовала, что он смотрит на нее как на лабораторную пробирку. Как на объект исследования.
Но к Джону она привязалась сознательно - он столько для нее сделал, он такой добрый, к тому же он натерпелся из-за своего уродства... одного этого было достаточно, чтобы почувствовать в нем родственную душу и пожалеть. Разве она сама оказалась здесь не потому, что природа создала ее уродцем? И при всем при том Джон был из тех людей - вроде мистера Рочера, владельца закусочной в Нью-Йорке, который частенько играл в шахматы с ее отцом, - чья душа потемки. Старый Рочер всегда ходил со слуховым аппаратом, на руке у него была татуировка - голубоватый нечеткий номер. Однажды Чарли спросила отца, что это значит, и папа, взяв с нее слово, что она никогда не спросит об этом мистера Рочера, пообещал как-нибудь все объяснить. Но так и не объяснил. Пока они играли в шахматы, Чарли смотрела телевизор и жевала ломтики колбасы, которые приносил ей Мистер Рочер.
Случайно подсмотренная улыбка Джона озадачила, даже обеспокоила ее, и впервые она задала себе вопрос: о чем он думает?
И тут же все вновь заслонило изумление перед этим четвероногим чудом.
- Джон, - спросила она, - что такое "Некромансер"?
- Ну, это что-то вроде волшебника, чародея.
- Волшебник... чародей... - повторила она с нежностью, словно пробуя слова на вкус. Ее рука гладила черную шелковистую морду Некромансера.
За ним пришли двое. Одного он видел на ферме Мэндерсов.
- Вставай, дружище, - сказал тот, чье лицо было ему знакомо. Прогуляемся.
Энди глуповато улыбнулся, но внутри у него все оборвалось. Не к добру это. Что-то случилось. Иначе бы не прислали этих молодцов. Разоблачен? Скорее всего.
- А куда?
- Разберемся.
Его отконвоировали к лифту, но, поднявшись в бальный зал, повели не к ВЫХОДУ в сад, а в глубь особняка. Они миновали машбюро и вошли в небольшую приемную, где секретарша печатала на ИБМ какие-то бумаги.
- Вас ждут, - сказала она.
Они обогнули справа ее стол и, открыв дверь, очутились в скромном кабинете с эркером, из которого открывался вид на пруд сквозь ажурную крону ольхи. За старомодным бюро с откинутой крышкой сидел пожилой мужчина с выразительным умным лицом; щеки у него были кирпичного цвета, но скорее от солнца и ветра, подумал Энди, нежели от злоупотребления спиртным. Он взглянул на Энди, потом кивнул двум сопровождающим.
- Благодарю вас. Вы можете подождать в приемной. Те вышли.
Мужчина за столом пристально изучал Энди: ответом ему была глуповатая улыбка. Энди богу молился, только бы не перепутать.
- Здравствуйте, - сказал он. - Кто вы?
- Меня зовут капитан Холлистер, Энди. Можете звать меня Кэп. Говорят, я заведую этой лавочкой.
- Рад познакомиться. - Энди постарался улыбнуться пошире. Одновременно возросло внутреннее напряжение.
- У меня для вас, Энди, печальная новость.
(господи, неужели Чарли, что-то случилось с Чарли)
Умные глаза Кэпа следили за его мимикой, они были так хорошо замаскированы сетью симпатичных морщинок, что не сразу можно было распознать холодный и пытливый взгляд.
- Печальная?
- Да, - сказал Кэп и замолчал. Повисла невыносимая пауза. Кэп принялся разглядывать свои руки, аккуратно сложенные на пресс-папье. Энди с трудом сдерживался, чтобы не вцепиться ему в глотку. Наконец Кэп поднял на него глаза.
- Доктор Пиншо мертв, Энди. Он покончил с собой прошлой ночью.
Энди не пришлось изображать изумление - у него отвисла челюсть. Сначала нахлынула волна облегчения, затем ужаса. И над всем этим, как вспышка молнии над взбаламученным морем, догадка - теперь все переменилось... но как? Как?
Кэп не сводил с него глаз. ОН ПОДОЗРЕВАЕТ. ЧТО-ТО ПОДОЗРЕВАЕТ. НО ОСНОВАНЫ ЛИ НА ЧЕМ-ТО ЕГО ПОДОЗРЕНИЯ ИЛИ ОН ПОДОЗРЕВАЕТ ПО ДОЛГУ СЛУЖБЫ?
