Карета мчится по улице. Кони выбивают искры на каменной мостовой, развеваются гривы.
— Гони! Гони! — кричит магистру аудитор, высовываясь из окошка кареты. — Стой. Тпру!
Дом с массивными, обитыми железом дверями. В зарешеченном окошке показалось бледное лицо служителя. Створки дверей сами собой раскрываются. Виден бесконечный коридор.
— Милости просим, господин Карл Фридрих Питониус. Вовремя! — говорит служитель. — Приказано всем незамедлительно явиться в Департамент Соразмерностей на предмет ПРО-КРУ-СТА-ЦИ-И. Поторапливайтесь, господин аудитор!
— Прокрустации? — переспрашивает Питониус и направляется в глубь коридора.
Сдвигаются створки дверей. Еще видна узенькая полоска неба; вот и она исчезла. По сторонам железные двери с надписями:
«ДЕПАРТАМЕНТ», «ДЕПАРТАМЕНТ», «ДЕПАРТАМЕНТ».
— Прокрустация, прокрустация, — озабоченно бормочет аудитор в таит шагам. Остановился и, обернувшись к магистру, спрашивает:
— Что это такое — прокрустация? Отвечай! Должен же ты хоть что-нибудь знать. Отвечай и помни — мы уже не в проклятом восковом царстве, где каждый думал и говорил, что хотел, а в настоящем мире, который, слава богу, имеет и дыбу, и виселицу.
— Прокрустация? — повторяет магистр. — Не знаю… Хотя нет… Ну, конечно же. Жил в Греции на заре человечества в достославный век Геракла близ города Герма разбойник Дамаст Prokrustus, что в переводе с греческого означает — «растягиватель», умерщвленный впоследствии Тесеем. И было у Дамаста ложе, на которое укладывал он путников и растягивал их. А если путник на беду оказывался длиннее ложа, кровожадный Дамаст укорачивал его, отсекая голову.
— Путаников, говоришь, укорачивал?! — заинтересованно переспрашивает Питониус. — Очень, очень дельно. Как его звали? Дамаст? Дельный работник. На самой заре человечества, говоришь?.. И подумать только, с самой зари занимаемся мы этим — укорачиванием путаников, а работы хватает. Ее даже становится больше, Да, работы, слава богу, хватает… Но какое отношение, черт возьми, все это имеет ко мне? Я же аудитор, а не путаник?
Магистр не отвечает.
— Молчишь? — в гневе кричит Питониус. — Стража!
От стен отделяются невидимые раньше серые тени.
— Взять! Заковать в железо! Заточить!
Стража и магистр исчезают. Питониус идет дальше по коридору. Перед ним дверь с табличкой:
ДЕПАРТАМЕНТ СОРАЗМЕРНОСТЕЙ
Комната без окон. Против двери, которую робко приоткрыл Питониус, выстроились фигуры, такие неподвижные, что кажутся неживыми.
У каждой на груди лента с надписью: «Аудитор первого класса», «Аудитор второго класса», «Аудитор третьего класса»… «Аудитор седьмого класса» и так далее.
Питониус проскользнул в щель и пристроился с левого фланга рядом с аудитором девятого класса, длинным, костлявым, голова которого возвышается над шеренгой. Сосед чуть скосил глаза, и Питониус сжался под грозным этим взглядом.
Справа и слева поблескивают ржавым железом прямоугольники дверей. У левых дверей на платформе странное сооружение, нечто вроде складного метра. Членики этого метра выскакивают с коротким и пронзительным металлическим звуком. Один членик, второй, третий… Последний — десятый — почти касается потолка.
Над сооружением надпись:
ПРОКРУСТАТОР
Около платформы лестница. По ней бегают — вверх и вниз, вверх и вниз — человечки в черном.
Это служители Департамента Соразмерностей.
На бегу черные человечки щелкают ножницами.
Только щелкание ножниц и стук выскакивающих и снова исчезающих члеников прокрустатора нарушают тишину.
Из правых дверей появляются два герольда.
Первый герольд. Слушайте! Слушайте! Слушайте!
Второй герольд. Внимайте! Внимайте! Внимайте!
Первый герольд. Внимайте новому Главному Установлению Верховного Аудитора.
Второй герольд разворачивает длинный свиток и читает:
Замечено, что некоторые аудиторы десятого, девятого и других низших классов позволяют себе иметь не по чину высокий рост и, соответственно, глядят на аудиторов высших, первых классов сверху вниз, что противоречит всем предыдущим Установлениям и нарушает существующий распорядок.
Второй герольд. Дабы покончить с этим, постановлено: С нынешнего числа и во веки веков всем аудиторам надлежит иметь рост согласно присвоенному классу, но ни в коем случае не ниже и не выше оного.
Первый герольд. Ежели же какой-либо аудитор не растянется до соответствующего размера, разорвется и тем проявит неуважение к высшим видам, отчислить оного, как несоответствующего и похоронить за собственный счет.
Второй герольд. И ежели какой-либо аудитор не сожмется до предписанного размера и лопнет при сжимании, отчислить оного, как несоответствующего, и похоронить за собственный счет.
Стон ужаса проносится по шеренге и обрывается.
Герольды сворачивают свитки.
Старинная мелодия, нечто вроде менуэта. Служители Департамента Соразмерностей занимают свои места.
Двое поднимаются по лестнице.
— Мы измеряем,
— Сопоставляем, — напевает первый.
— Лишнее мы отрезаем, — сводя и разводя ножницы, заканчивает второй.
— Мы измеряем, сопоставляем и отрезаем, — поют они оба.
Выскакивают членики прокрустатора.
— Один… Два… Три… Четыре… Десять… — считает служитель.
Теперь прокрустатор касается притолоки.
— Аудитор первого класса, — вызывает герольд.
Под торжественную музыку от правого фланга шеренги отделяется нечто до крайности крошечное, почти целиком закрытое лентой с надписью «Аудитор первого класса».
«Нечто» четко печатает строевой шаг и тут же на ходу начинает расти.
Шея словно вывинчивается из воротника.
Еще на один виток, еще на один.
Череп удлиняется.
Спина растягивается.
Ноги вырастают из ботфорт.
Аудиторы, которые в первый момент позволили себе злорадно взглянуть на начальника, теперь изображают на своих лицах восхищение. «Сколько же пришлось упражняться, сгибаться, тянуться, чтобы достигнуть такой величественной гибкости членов».
А аудитор тем временем вытягивается, вывинчивается и вывинчивается.
Голова вращается, пока шея совершает равномерно винтообразные движения, и видно, как в глазах аудитора страх сменяется торжеством.
