– Я совершаю должностное преступление, – вдруг сказал дядя Миша.
– Но в то же время совершаешь благородный поступок во имя гуманизма.
– Красиво, – согласился дядя Миша.
Мы оставили Калерию в лаборатории.
В лаборатории есть кожаный диван небольшого размера, на нем можно в случае надобности прикорнуть.
Вагон был неполон.
Егор прошел следом за агентами, но не близко к ним. Они устроились в пустом купе. А Егор – через тонкую стенку от них.
Полка была свободна. Он уселся поближе к проходу. Пока поезд стоял, ему было слышно, как разговаривают агенты.
Но они ничего особенного не сказали.
Лядов сказал, что отлично – можно растянуться на полке и поспать.
– Вам хочется спать? – удивился Майоранский.
– Свежий воздух, – сказал Лядов.
– А я, должен вам сказать, всегда ездил в мягком вагоне. Это удобнее, и чай разносят.
– Каждому свое, как говорили римляне, – сказал Лядов. – Мне и полки достаточно.
«Интересно, – подумал Егор, – как в шпионском фильме. Я – бравый лейтенант, преследую немецких шпионов, которые хотят раздобыть советского завода план».
Сознанию так хочется все разложить по привычным полочкам. А в этой системе ценностей шпион более обычное явление, чем какой-то иной мир без времени.
Пришла женщина неопределенного возраста с двумя мрачными молчаливыми детьми, которые тут же уткнулись в окно и стали смотреть на темный перрон.
– Интересно, где мои сейчас? – сказал Лядов.
– Кого вы имеете в виду? – спросил Майоранский.
– У меня жена была, дочка. Только жена дочку увезла. Не хотела жить в номерном поселке. Прошло четыре года и три месяца.
– Откуда такая точность?
– А я в Ленинграде на вокзале газету купил, – сказал Лядов. – С датой выхода.
После долгой паузы, в которой было слышно, как шуршит газетный лист, Майоранский произнес:
– Жаль, что шахмат не взяли. Сейчас бы блиц сыграли.
– У меня живот болит, – сказал Лядов. – У вас не болит?
– Нет... пока нет.
– Черт знает этого еврейчика, – сказал Лядов. – У меня есть подозрение, что вся эта вакцина – липа. Чтобы нас успокоить. А нам обратно не вернуться.
– Перестаньте хныкать и паниковать, – оборвал Лядова Майоранский. – Мы выполняем задание командования, которое лучше нас знает, что именно наше здоровье и самочувствие помогут выполнить задачу.
– Я не командование подозреваю, – ответил Лядов. – А доктора. Хотите газету посмотреть?
– Нет, – ответил Майоранский. – Зачем? Это все равно что марсианскую газету читать. Ни одной знакомой фамилии, ни одного знакомого дела или места. Они и Ленинград переименовали. Какой цинизм!
– Вот мы с вами и поставим их на свои места.
– Тише! Вы что хотите, чтобы каждый милиционер нас услышал?
– Только им и дело, что нас слушать!
– Всегда найдется бдительный товарищ, – возразил Майоранский. – Так было на Руси, так и будет. Лучше подумайте, вы уверены, что найдете то, что нам нужно?
– Почему бы нет?
– Надо сходить в туалет, – сказал Лядов.
Майоранский хихикнул. Ему показалось забавным, что человек собрался в туалет.
«А мне тоже это кажется забавным? – подумал Егор. – Хотя я бы сейчас чего-нибудь съел. А денег нет. Вот бы сейчас подойти к ним и сказать: дайте сто рублей, отдам в Смольном у Берии. Ах, воскликнут они, откуда вы? А я скажу – Лаврентий Павлович поставил меня следить за вами, интеллигентами».
Лядов прошел в туалет и тут же вернулся обратно.
Егор только успел заглянуть за перегородку и увидеть, что Майоранский развернул газету и просматривает ее.
– Заперто, – сказал Лядов, – совсем забыл, что на стоянках туалетами не пользуются.
– Скоро поедем, – сказал Майоранский. – Я тут газету посмотрел, обнаружил, что все эти так называемые демократические процессы вполне обратимы. Недаром оставили Ленинградскую область – чтобы безболезненнее перейти к старым ценностям.
Поезд слегка дернулся и начал двигаться. Мальчики стали шепотом обсуждать нечто, увиденное ими за окном. Женщина развернула большой пакет с курицей, помидорами и батоном хлеба. В лучших поездных традициях. Два часа ночи, но она собирается поужинать и детей покормить.
Запах еды был соблазнительным. Мальчики сразу отклеились от окна, уселись за столик, замерли, глядели, как мать режет помидоры и курицу.
Поезд был медленным, пассажирским или почтовым. Он намеревался останавливаться на всех станциях.
Егор незаметно для себя задремал.
Впервые за несколько месяцев.
Очнулся он от того, что поезд остановился – видно, недалеко уехал от города.
И сразу стали слышны разные шумы – в вагоне далеко не все спали.
Соседи успели всю еду уплести – на бумаге лежали куриные кости, огрызки помидоров и объедки хлеба. Посреди стола стояла пустая бутыль из-под лимонада. Мальчики спали на верхней полке, внизу женщина. Постельное белье они брать не стали.
Впрочем, в этом поезде мало кто брал постельное белье, потому что ехали не до Москвы, а до разных станций между Питером и Тверью. И народ был небогатый.
Из-за загородки донесся голос Майоранского:
– Что же происходит в организме, когда он подвергся заражению?
Лядов не ответил прямо на вопрос, а сказал:
– Странно, мы столько с вами прожили там, внизу, играли тысячу раз в шахматы, а никогда не приходило в голову понять, что же нас с вами объединяет.
– Профессия, – сказал Майоранский.
– Я не об этом. Я думаю, что это живой мир на нас действует особым образом, мы становимся людьми, а людям свойственно любопытство.
– Вы не рассказали мне о том, что происходит в организме.
– Я могу только очень грубо... приблизительно.
– Я более опытный специалист, чем вы, Лядов.
– Но отстали на поколение. А это непреодолимо.
– Рассказывайте.
– Вот палец, – сказал Лядов, – а вот мозг...
Поезд дернулся, куда грубее, чем в Петербурге, и поехал дальше. Застучали колеса. Лядов немного повысил голос, а Егор подвинулся так, чтобы его голова фактически выглядывала из-за перегородки. Поэтому ему был слышен разговор.
– Если ты захочешь пошевелить пальцем, – был слышен голос Лядова, – то мозг посылает нервный импульс, и при этом выделяется фермент.
– Не учите меня грамоте, – проворчал Майоранский.
– Вы спросили, я отвечаю. Суть нашего открытия заключается в том, что в нервных волокнах отравляющее вещество заменяет этот фермент и поражает центральную нервную систему... Тело перестает слушаться мозга.
– Примерно представляю. И эти разработки ведутся только у нас?
– Нет, это секрет полишинеля. В Штатах тоже есть такие работы.