Правда, Быков не ожидал, что решительный разговор произойдет именно сейчас, когда они так уютно собрались провести два–три часа. Вечер испорчен окончательно… Остается одно ― смириться и слушать… И подать голос, если потребуется. А в том, что это потребуется, он был уверен: стоило только поглядеть на эти бледные, осунувшиеся лица. Каждый полон решимости, и каждый уверен в своей правоте…
Ермаков прервал Юрковского:
— Считаете ли вы достаточно полными данные о геологии окрестностей Голконды?
— На дальних подступах?..― Юрковский прищурился.
— Да, на дальних.
— Данные относительно полны,― осторожно проговорил Дауге,― но…
— Вами закончено в первом приближении изучение качественного и количественного состава полезных ископаемых окрестностей Урановой Голконды.― Теперь Ермаков говорил громко и резко.― Вы доказали пригодность окрестностей Голконды для разработок. Собрали основательный материал о природных условиях района. Определили режим радиоактивности. Составили карту местности ― геологическую и топографическую. Провели геофизическую разведку недр Венеры в этом районе…
— Но данные расплывчаты и недостаточно полны,― ворвался в речь командира Юрковский.― Имея возможность получить гораздо более точные данные…
— Мы не имеем такой возможности! ― отчеканил Ермаков.
— Как так ― не имеем?!
— Я уже сказал. Готов повторить. Воды осталось на четверо суток. Связи нет. Положение «Хиуса» на болоте небезопасно. Поход в Дымное море в наших условиях является авантюрой. Любая серьезная неисправность транспортера может привести к провалу всего дела. Кроме того…
— При чем здесь авантюра, когда речь идет о задании прави тельства? ― Юрковский вскочил.― Нам поручили ответственнейшее дело, а мы выполняем его только наполовину. Это же позор! Когда еще сюда придут люди!..
— Если мы вернемся, они придут скоро, а если останемся здесь ― никогда… Или через двадцать лет!
Дауге сказал негромко:
— Ведь вы обещали… Вы дали согласие на этот поход после оборудования ракетодрома…
— Да, я собирался исследовать Дымное море, если будет на то возможность. Но этой возможности нет. Рисковать результатами экспедиции я не намерен.
— Риск! Опять риск! ― бушевал Юрковский.― Я не боюсь риска! Говорите что угодно, Анатолий Борисович, но вы не в силах сделать нас трусами! (Ермаков невольно вздрогнул: это были его собственные слова.) Основная задача экспедиции не будет выполнена!
― Не так,― вмешался в спор Быков.
Он неожиданно вспомнил свой разговор с Ермаковым в самом начале перелета и сразу понял причины, заставлявшие командира быть осторожным. Геологи, привыкшие к тому, что Быков обычно не вмешивается в разговоры на эту тему, удивленно воззрились на него. Только Ермаков не шевельнулся.
Быков продолжал:
— Основная задача экспедиции не в этом. Вы плохо помните приказ комитета. Испытание «Хиуса» ― вот основная задача.
— Алексей Петрович прав. Наша основная задача ― доказать, что только снаряды типа «Хиус» могут решить проблему овладения Венерой. Доказать это! Кроме того, доставить на Землю результаты предварительной разведки. Мы их добыли. Ракетодром создан. Остается главное ― вернуться.
Неудачливый именинник принялся с отвращением жевать роль–мопс ― видно было, что он сдается. Юрковский воскликнул с горечью:
— Бросать на полдороге такое дело!
— Лучшее ― враг хорошего, Владимир Сергеевич. И потом, мы сделали свое дело…
— Вы не специалист,― дерзко сказал Юрковский.
— Я командир! ― Ермаков заиграл желваками и проговорил, сдерживаясь: ― Я отвечаю за исход всего дела. Я мог бы просто приказать, но я выслушал ваши доводы и… считаю их неубедительными. Не будем больше об этом… И, кроме того, если Михаил в течение ближайшего часа свяжется с нами и приведет «Хиус» сюда, я дам вам еще два–три дня…
— Утешение,― язвительно проговорил Юрковский.
— Надеяться на связь ― надеяться на бога,― криво усмехнулся именинник.
— К сожалению, вы правы, Григорий Иоганнович,― холодно согласился Ермаков и поглядел на часы.
Вечер был испорчен несомненно. Геологи сели бок о бок и понурили головы. Ермаков снова занялся приемником. Репродуктор выл и надсадно каркал. Бежали минуты. Связи не было. Забытая бутылка одиноко стояла посреди белой салфетки.
«Кр–ра, кр–ра, ти–иу–у, фюи–и…» ― затянул приемник. Индикаторы на стене медленно налились красным. Заверещали счетчики радиации.
— Венера приветствует тебя, Иоганыч,― деревянным голосом сообщил Юрковский.
— Ах, боже мой, боже мой!..― проговорил именинник с невыразимой тоской и принялся ругаться вполголоса по–латышски.
«Фюи–и–и–у–у»,― неслось из репродуктора.
Ты слышишь печальный напев кабестана?
Не слышишь? Ну что ж, не беда…
Уходят из гавани Дети Тумана,
Уходят. Надолго? Куда? ―
вдруг негромко пропел Юрковский на мотив знакомой лирической песенки.
— А, это что–то новое! ― оживился Дауге.― А дальше?
— Подпевать будешь? ― спросил Юрковский немного смущенно.
— Конечно! Давай!
Юрковский повторил, и Дауге ужасным голосом подхватил:
Уходят из гавани Дети Тумана,
Уходят. Надолго? Куда?
Ты слышишь, как чайка рыдает и плачет,
Свинцовую зыбь бороздя,―
Скрываются строгие черные мачты
За серой завесой дождя… В предутренний ветер, в ненастное море, Где белая пена бурлит, Спокойные люди в неясные зори Уводят свои корабли.
Их ждут штормовые часы у штурвала,
Прибой у неведомых скал,
И бешеный грохот девятого вала,
И рифов голодный оскал,
И жаркие ночи, и влажные сети,
И шелест сухих парусов,
И ласковый теплый, целующий ветер
Далеких прибрежных лесов.
Их ждут берега четырех океанов,
Там плещет чужая вода…
Уходят из гавани Дети Тумана…
Вернутся не скоро…
Когда?
― «Вернутся не скоро… Когда?» ― задумчиво повторил Дауге.― Молодец, Володя, хорошо…Разлили и выпили по одной. Юрковский, приуныв, склонил на руки красивую, чуть седую голову. Ермаков о чем–то напряженно думал, ежеминутно механически взглядывая на часы. Быкову стало совсем грустно, он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза. В памяти вставали милые сердцу, страшно далекие образы ― синее глубокое небо, легкий ласковый теплый ветерок, белые клочки облаков в темной дрожащей лужице… Земля…
