Наполеон был первым за много веков французским владыкой, который проделал дыру в традиционной цепи влияний будуаров на судьбы державы. В конце концов, он был корсиканцем, а в то время даже свинопасы на Корсике знали историю трактата в Като-Камбрезис, в силу которого король Генрих II отдал Корсику на откуп генуэзским разбойникам, хотя ранее поклялся своей матери, Катарине Медичи, что никогда этого не сделает. Нарушить клятву уговорила его красавица Диана Пуатье, любовница, которую он унаследовал от отца, Франциска I. Вскоре после того Диана, проходя мимо читающей королевы-матери, спросила:
- Что интересное читаете, мадам?
- Читаю историю Франции, - ответила на это Катарина, - и могу констатировать, что время от времени в ней повторяются эпохи, когда проститутки управляют королями и делами государства!
Фактом является то, что до конца XVIII века Францией правили француженки, и только благодаря Наполеону, эпоха которого не принадлежала к этим, повторяющимся, Европу начали строить по углам именно французы. Вот это было истинной революцией, и странно, что она не дождалась памятников и юбилеев. Может быть потому, что продолжалась недолго, поскольку после Ватерлоо все вернулось к норме. Мы же вернемся к приятельнице госпожи Рекамье.
Подлизывающейся на одном из приемов к нему госпоже де Сталь, Бонапарте заявил в ответ на ее вопрос о французских политических группировках:
- Мадам, терпеть не могу женщин, распространяющихся о политике!
Та на это, якобы, должна была сказать:
- И правильно, генерал, но в стране, в которой женщинам отрубают головы, бедняжкамхотелось бы знать, зачем это делают.
Выпад прозвучал великолепно, жаль только, что прозвучал "на отходном".
Не имея возможности войти в спальню Наполеона, госпожа де Сталь перешла в оппозицию и потянула за собой Джульетту Рекамье. Ни для одной из них хорошим это ничего не закончилось. Госпожа де Сталь сама выписала себе приговор, подзуживая Констана произнести в Трибунале речь "О рассвете тирании". За это оратор был в 1802 году удален из Собрания, ну а истинного автора речи через год удалили из Парижа (с запретом возвращения). Много лет после того она колесила по Европе, вечно надутая и устраивающая заговоры, заставляя испытывать неловкость всех, с которыми сталкивалась7. Потому-то она мстила столь рьяно, забрасывая Наполеона в своих мемуарах самыми цветастыми оскорблениями из сокровищницы британской пропаганды, по причине чего чтение их до сих пор пробуждает сожаление среди знатоков. У грязи имеется такое свойство, что если желаешь облить противника, метя в лужу, очень легко можно запачкаться и самому. Странно, что столь интеллигентная писательница этого не предвидела.
Зато вопрос наказания госпожи де Рекамье решался несколько сложнее.
7
Отец Юлии, хотя и не слишком любящий Бонапарте, при Консульстве получил высокий пост директора почт. Он считал, будто эта должность обеспечивает ему безнаказанность, и потому не оценил полиции Консула. Вскоре стало известно, что директор почт, Бернар, в конвертах с официальной правительственной надпечаткой высылает письма шуанам, устраивавшим заговоры против Бонапарте.
Сообщение об аресте отца дошло до Юлии в тот момент, когда у нее с визитом пребывала сестра Наполеона, Элиза Баччиоки. Та обещала помочь отчаявшейся Юлии и (после визита госпожи Рекамье вместе с матерью в полицию, где им сообщили, что отцу грозит смертная казнь или же депортация) отвезла ее в театр, где в этот момент находилась Полина Бонапарте. Полину же гораздо сильнее интересовала фабула пьесы ("Ифигения в Авлиде"), чем отчаянные мольбы Юлии. В глубине ложи эти просьбы выслушивал некий незнакомец. Вдруг этот человек появился из тени и предложил свою помощь трясущейся от рыданий женщине. Это был генерал Бернадотт, который немедленно отправился к Консулу, выпросил помилование для Бернара, сообщил об этом обрадованной Юлии и попрощался с нею... стоя на коленях. Так началась их нежная дружба, которая ни во что большее не переросла, несмотря на все усилия Бернадотта.
Только акт доброй воли со стороны Наполеона ничего не изменил. Управляемая госпожой де Сталь Юлия превратила замок Клиши в контактный пункт оппозиции. Здесь встречались и устраивали заговоры против Бонапарте Бернадотт и Моро, шуаны и англичане, и вообще любой, кто только мог желать зла Консулу или же хотел изменить сложившееся положение. Покончить со всем этим для Наполеона было раз плюнуть, но он не собирался применять суровые средства и в 1805 году попытался нейтрализовать источник измены путем порабощения его хозяйки.
Переговоры с Юлией (с "бабской оппозицией", как это называли) по приказу императора вел министр полиции, Фуше. Вот что сообщает по данному поводу Гизо:
"Старый взяточник Фуше, свято веря в то, что неподкупных людей просто не бывает, начал переговоры издалека, деликатно подсовывая госпоже Рекамье мысль о получении почетного местечка при императорском дворе. Она же, искусно лавируя, избегала давать ответ, в связи с чем Фуше двинулся дальше, считая, что раз собеседнице не импонирует положение придворной дамы, то, может, она искусится положением императорской фаворитки... "Наполеон, хитро усмехаясь, объяснялся он, все еще не встретил женщины, достойной его самого, одухотворенной, способной одарить его полнотой счастья и быть его музой". Юлия, скрывая свое отвращение к придворной крысе, отказала. Что же, министр покончил с намеками и официально предложил банкирше пост придворной дамы. Посоветовавшись с мужем, который оставил ей полную свободу выбора, госпожа Рекамье решительно отказала".
Способ, каким Фуше вел переговоры, был типичной "медвежьей услугой". Наполеон не собирался делать госпожу Рекамье своей метрессой по той простой причине, что принадлежал к тем немногим, на которых ее красота не производила никакого впечатления. "Кто любит попову дочку..." Министр явно превысил свои полномочия, но скрыл это перед своим хозяином. В результате, оскорбленный хамским (в соответствии с рапортом Фуше) отказом, Наполеон ударил семейство Рекамье болезненней всего - по карману.
1805 год был первым годом банковского кризиса, который был несколько смягчен после победы под Ульмом, но вернулся во всей красе после морского поражения под Трафальгаром. В самом начале 1806 года Рекамье, заметивший признаки собственного краха, обратился к правительству с просьбой о предоставлении кредита в размере миллиона франков, необходимых для поправки его дел в Испании. Наполеон, через своего министра финансов, Марбуа, отказал. Это было отказом за отказ, учитывая то, что отказ госпожи Рекамье для императора, если не считать сомнительный престиж, абсолютно ничем, в то время как отказ, данный ее мужу, стал гвоздем в гроб богатств Рекамье.
