Голос Джонни звучал отчетливо и громко, его слышали все пятьдесят с лишним человек – бизнесмены, учителя, их жены, выпускники даремской средней школы.
– Сегодня вечером Чак должен сидеть дома, не то он сгорит вместе с остальными. Будет пожар, страшный пожар. Не пускайте его в «Кэти». Ударит молния, и когда приедут пожарники, все уже сгорит дотла. Загорится проводка. У выходов найдут обугленные тела. Опознать их можно будет только по пломбам в зубах. Там… там…
Патти Стрэн закричала и уронила пластиковый стакан – кубики льда рассыпались по траве, сверкая, как огромные алмазы. Еще секунду она стояла, пошатываясь, а затем упала без чувств – в своем воздушном, пастельных тонов, вечернем платье, – и ее мать метнулась на помощь, бросив Джонни на ходу:
– Да что с вами? Что, я вас спрашиваю?
Чак, белый как мел, смотрел на Джонни расширенными зрачками.
Глаза у Джонни начали проясняться. Он озирался, встречая устремленные на него взгляды.
– Простите, – пробормотал он.
Мать Патти стояла на коленях, приподняв голову дочери, и легонько похлопывала ее по щекам. Девушка зашевелилась и застонала.
– Джонни… – прошептал Чак и, не дожидаясь ответа, бросился к своей подружке.
Безмолвие воцарилось на лужайке Чатсвортов. Все смотрели на Джонни. Опять с ним это случилось, и опять все глазеют на него. Как глазели сестры в больнице. И репортеры. Они смахивают на ворон, усевшихся в ряд на проводах. Стоят – в руках бокалы и тарелки с картофельным салатом – и таращатся так, будто у него расстегнуты брюки.
Ему захотелось убежать, забиться в угол. Подступила тошнота.
– Джонни, – Роджер обнял его, – пойдемте в дом. Нельзя вам здесь…
– Что такое «Кэти»? – оборвал Джонни, пытаясь высвободиться из рук Роджера. – Это не частный дом, потому что там таблички с надписью «Выход». Что это? Где?
– Уведите же его отсюда! – закричала мать Патти. – Он опять ее напугает!
– Пошли, Джонни…
– Но…
– Пошли!
Он позволил увести себя. Их шаги по гравиевой дорожке к домику, где жил Джонни, отдавались особенно гулко. Больше ни звука. Они поравнялись с бассейном, и тут до них донесся гул приглушенных голосов.
– «Кэти» – где это? – снова спросил Джонни.
– Странно, что вы не знаете, – сказал Роджер. – Я думал, вы все знаете. Бедняжка Патти Стрэн хлопнулась из-за вас в обморок.
– Не вижу. Это в мертвой зоне. Что это такое?
– Давайте войдем в дом.
– Да что вы со мной как с больным!
– Вы перенапряглись, – сказал Роджер. Он говорил с ним мягко, успокаивающе, как говорят с душевнобольными. От этого тона у Джонни пробежал холодок по спине, и начала наваливаться головная боль. Он попытался остановить ее напряжением воли. Они поднялись по лестнице в дом.
– Вам лучше? – спросил Роджер.
– «Кэти» – что это?
– Шикарный ресторан в Сомерсуэте. Неизвестно почему, но вечеринки выпускников в «Кэти» стали традицией. А все-таки примите аспирин.
– Нет. Не пускайте его, Роджер. В ресторан ударит молния. Он сгорит дотла.
– Джонни, – начал Чатсворт медленно и очень ласково, – вы не можете этого знать.
Джонни отпил немного ледяной воды и поставил стакан на место; рука его дрожала.
– Вы говорили, что интересовались моим прошлым. А значит…
– Да, интересовался. Но вы делаете отсюда неправильный вывод. Я знал, что вас считают экстрасенсом или вроде этого, но мне не нужен был экстрасенс. Мне нужен был репетитор. И вы оказались прекрасным репетитором. Лично я полагаю, что нет никакой разницы между хорошими экстрасенсами и плохими, поскольку я не верю в эти штуки. Все очень просто. Я не верю в это.
– Иными словами, я вру.
– Ну почему, – сказал Роджер тем же ласковым, тихим голосом. – У меня на фабрике в Сассексе есть мастер, который ни за что не прикурит третьим от одной спички, но это еще не значит, что он плохой мастер. У меня есть набожные друзья, и хотя сам я в церковь не хожу, мы продолжаем оставаться друзьями. Я искал репетитора, и мне было безразлично, что вы там думаете о своей способности к прозрениям или телепатии. Нет… не совсем так. Мне стало безразлично, когда я решил, что это не помешает вашим занятиям с Чаком. Так оно и вышло. Но пожар в «Кэти» сегодня вечером для меня то же самое, что луна из рокфора.
– Ну да, я не вру, просто я свихнулся. – Глупо до смешного. Дюссо и многие из тех, от кого Джонни получал письма, обвиняли его в шарлатанстве. Чатсворт первый приписал ему комплекс Жанны д’Арк.
– Тоже нет, – сказал Роджер. – В свое время вы попали в страшную аварию и со страшным трудом выкарабкались; вы заплатили слишком большую цену за то, чтобы жить. Я не сторонник трепа на такие темы, ну а если кто-нибудь из гостей, не исключая матери Патти, намерен делать далеко идущие выводы, им вежливо объяснят, чтоб они помалкивали о том, чего не понимают.
– «Кэти», – сказал Джонни. – Откуда тогда мне стало известно это название? Каким образом я узнал, что это не чей-то дом?
– От Чака. Последнюю неделю он часто говорил о вечеринке.
– Только не мне.
Роджер пожал плечами.
– Возможно, вы услышали, как он говорил об этом Шелли или мне. Это отложилось в вашем подсознании, и в какой-то момент…
– Ну конечно, – с горечью сказал Джонни. – Все, чего мы не понимаем, все, что не укладывается в привычную схему, мы помечаем грифом «П», то бишь подсознательное. Идол двадцатого века. Сколько раз это бывало с вами, Роджер, когда что-то шло вразрез с вашим прагматическим взглядом на мир?
В глазах Роджера мелькнул огонек – или Джонни просто показалось?
– Надвигалась гроза, отсюда ассоциация с молнией, – сказал он. – Неужели не ясно? Это ведь так просто…
– Послушайте, – перебил Джонни. – Я объясняю вам как ребенку. В здание ударит молния. Оно сгорит. Удержите Чака дома.
О господи, эта мигрень доконает его. Крадется как тигр. Он потер лоб ладонью.
– Джонни, вас заклинило.
– Удержите его дома, – повторил Джонни.
– Пусть сам решает, я не могу давить на него. В конце концов, он свободный белый человек восемнадцати лет от роду.
В дверь постучали.
– Можно, Джонни?
– Входи, – сказал Джонни, и в комнату вошел Чак.
– Ну как вы? – взволнованно спросил он.
– Нормально, – сказал Джонни. – Голова болит, а так ничего. Чак… пожалуйста, не езди туда сегодня. Прошу тебя как друг. Одного ты мнения с отцом или нет – неважно. Не езди.
– Разумеется, дружище, – бодро сказал Чак и, плюхнулся на диван, поддел ногой подушечку. – Патти теперь туда на аркане не затянешь. Здорово вы ее напугали.
