— Я тоже слышу, как и вы... — удивился он. — Вы же сами говорили, что должны собраться вместе все, кто слышит...
— Это не довод. Мы можем ошибаться, мы можем погибнуть.
— Вы похожи на моего дядю, — Муслим оскалил прокуренные резцы. — Вы добрый человек...
Вот уж чего я не ожидал, так это признаний в любви.
— Они не любят меня, Комаров и Жан Сергеевич, — продолжал Муслим. — И другие тоже...
Он распустил пояс, повернулся спиной и задрал рубаху. Я не увидел ничего нового; черные язвы подсохли, слились в сплошную спекшуюся корку, наподобие панциря. У меня на спине было то же самое, чуть поменьше. Панцирь Муслима захватывал плечи, поднимался вдоль шеи до самой границы курчавых волос на затылке.
— У них такого нет, — сказал Зиновий. Он лежал поодаль, раскидав руки и ноги, как морская звезда.
— У всех будет...
— У них нет, — уперся Муслим. — Я видел. Только у Жана и у бабушек, да.
— Еще у Димы Ливена, — не оборачиваясь, сказала Эля. — У всех, кто слышит, вырос панцирь. И пальцы, и глаза... — Она зашмыгала носом.
— Отставить панику! А вы что расселись? — набросился я на мужчин. — А ну, живо успокойте даму!
— Элька, зато ты больше не хромаешь, — подсел к девочке Зиновий.
— Ты совсем красивая стала, — поддакнул Муслим. — Грудь совсем красивая...
И сам смутился.
— Все, не буду больше плакать, не буду, — пообещала Эля, вытирая глаза.
— Зачем нам это, Дед? — тихо спросил шабашник. — Зачем мы слышим, зачем стали уродами? У меня шипит, свистит в ушах, да...
— Помехи, статика, — прокомментировал Зинка. — Чем ближе подберемся, тем сильнее будет. У меня вообще зубы звенят, вместе свести челюсти не могу...
— Я думаю, что рано или поздно Симулятор изменит всех. Он подгоняет нас под стандарты, принятые где-то очень далеко от Земли... Вероятно, с точки зрения создателей программы, это не уродства, а необходимые качества для выживания в данной среде... — Я старательно искал слова и говорил нарочито громко, чтобы успокоить спутников. В нашем положении только истерики не хватало! — Не надо бояться, ребята. По крайней мере, одного знакомого вам старичка он излечил от нескольких затяжных хворей...
Эличка через силу мне улыбнулась:
— Комаров боится теперь кушать со всеми, у кого спина, и ноги... Я думала, он меня ночью застрелит. Случайно с ним в темноте столкнулась.
— Это оттого, что он попал в зону воздействия последним. Скоро сержанту придется пересмотреть свои убеждения... — Так я сказал, но на самом деле был убежден в обратном. Такие ребята, как сержант Комаров, даже когда научатся слышать, слушать никого не будут, кроме себя.
— Я не верю Комарову, — грустно улыбнулся Муслим. — Такие менты всегда меня били, документы отнимали...
— А нам ты веришь? Что, если мы не справимся?
— На все воля Аллаха, — уклончиво ответил шабашник.
— Волна идет, — перебила нас Эличка. Как и прежде, взрывы антиматерии в нашей компании она ощущала первая.
— Сколько у нас времени? Будем окапываться или обойдем?
— Можем обойти, метров триста... — прикинула Эля.
— Выходит, мы не ошиблись, — не вставая, отозвался Зиновий. — Ближе к эпицентру фронт становится уже...
— Острее, — кивнула Эля. — Волны теперь острые, как... как нос корабля.
— Слева обойдем? Там кусты вроде пониже... — Муслим нашарил свою алебарду и зашагал в сторону снежных вершин.
Горы замкнули кольцо вокруг поселка, вокруг цементных лесов, горы нависали со всех сторон, как толпа седовласых старцев вокруг постели умирающего мира. Если бы не другие кошмарные порождения Симулятора, горная страна смотрелась бы просто роскошно. Иллюзию завершали черные облака клубившиеся где-то на середине склонов, в районе спускавшихся сверху ледников. Навскидку я определял высоту пиков не менее чем в десять тысяч метров.
На Карельском перешейке за четыре дня выросли Гималаи...
Мы поднялись следом за Муслимом, Эличка больше не плакала. В последний раз оглянулись на озеро. В преддверии сумерек огоньки затеяли привычный хоровод на остекленевшей глади. Еще одно изумительное по красоте зрелище. Тройной хоровод, каждая цепочка имеет свой оттенок цвета, и разбегающиеся цепочки, от центра круга в разные стороны...
Касаемо озера, мне немножко обидно, но вынужден передать пальму первенства Зиновию. Мы три дня глядели в бинокли и тряслись, а парнишка посмотрел один раз и сразу дал определение.
Посадочные полосы...
Идеально ровные площадки для тяжелого космического транспорта. Не надо трамбовать почву, корчевать лес, заливать сверхпрочный бетон в фундаменты! Все предельно просто, если умеешь изменять молекулярную структуру воды...
Зиновий в нашем отряде брел вторым, стоически волоча на себе две вместительные сумки с провиантом. Иногда он начинал опасно крениться, раскачиваться, его тонкие лодыжки сотрясала дрожь. Тогда Эличка, точно тигрица, бросалась вперед и подставляла плечо. Зинка вымученно улыбался, пот лил с него градом. Наверное, мальчику было стыдно перед подружкой за приступы бессилия...
Что касается меня, то после первого восхождения я молил Бога, чтобы не отказало сердце. Первым восхождением я шутя называю скромный холмик за озером. Мы недолго отдохнули на холме, пожевали без аппетита консервы.
— Стало громче, — заметил Зинка. — Режет прямо в ушах, только слов теперь не разобрать...
Художник, что рисует дождь...
Оно пело все отчетливее, по мере того как мы углублялись в рыжий подлесок, иногда сообщало о пробках на дорогах области, иногда вспоминало про празднование Дня города. Сплошь события четырехдневной давности. Оно заклинило, как древняя грампластинка.
— Словно радиостанция в голове... — пожаловалась Эля, когда мы сделали третий привал, на самой границе бора.
— Не совсем так, — поправил Зиновий. — В голове — приемник...
— А где тогда передатчик? — спросил Муслим.
— Предположительно, там... — Зиновий неопределенно помахал рукой в сторону ржавых зарослей.
Я жевал сухарик и думал, какой же мощности должен быть передатчик, если все мы подключились, как маленькие ретрансляторы... И на каких волнах, черт подери, он передает?!
— Старые новости, да? — озвучил мои сомнения Муслим. — Новых новостей совсем нету, ха-ха! Я бы про футбол послушал, да...
— Свежие новости до нас не доходят, мы под колпаком... — сказал я.
Мы скинули сумки, отпили по три глотка бурой гадости из термоса и сидели в пыли, свесив языки. Над нами колыхались рыжие колючки. Это безостановочное, вызывающее металлический шелест движение вызывало приступы зубной боли. Вполне вероятно, что от кустов распространялась своего рода вибрация, в естественных условиях привлекающая...
