– О-о, какой бледный! – покачал головой Борис, поглядев на Толика, и снял паука с носа. – Да что с тобой? Серьезно испугался? А? Испугался?
– Испугался! Испугался! – запрыгал, заскакал вокруг Андрюшка, изображая собой хоровод из одного человека. Пардон, маленького чудовища. – Дядя Толя испугался!
Анатолий промолчал.
– Что ж ты так, – посочувствовал Борис и успокаивающе коснулся Толикова плеча. Толик вздрогнул и скосил глаза, убеждаясь, что в руке приятеля не притаился еще кто-нибудь – крошечный и злобный. – Зря! В нашем деле так нельзя. Как же ты убедишь читателя, что паук – лучший друг человека, залог процветания экосистемы и гарант мира во всем мире, если не можешь избавиться от собственных предубеждений? Дави их, слышишь? Дави безжалостно!
Толик устало взглянул на импровизированный садок – пивную кружку, на дно которой кто-то щедро сыпанул песка из ближайшей песочницы, на мечущегося по малому кругу паука – в его глазах-булавках читалось явное недовольство по поводу прерванной охоты и скорого водворения в хрустальный склеп – и подумал, что Боря, как всегда, прав. Кое-кого здесь и впрямь чертовски хочется раздавить.
– Ну смотри, разве он не прелесть? – не унимался Оболенский, с умилением заглядывая в горловину кружки то левым, то правым глазом. Заглянуть обоими сразу ему не позволял нос. – Вот скажи мне, поручик, мог бы ты, к примеру, поцеловать паука?
Толика жестоко передернуло.
И словно бы этот неуклюжий эпизод, этот момент неловкости послужил своеобразной проверкой на лояльность, а то и на профпригодность, и он ее безнадежно провалил, по крайней мере именно в таком ключе прозвучала следующая фраза Бориса, произнесенная полчаса спустя, уже на улице.
Борис Борисович собрался небрежно и быстро, махнув рукой своему отражению в нательной белой майке и трениках, только домашние тапки сменил на пару пыльных, но крепких еще кроссовок. Как будто покидал дом на пять минут с целью прошвырнуться до ближайшего ларька за сигаретами или выгулять собаку.
В некотором смысле так оно и было: Толик чувствовал, что нуждается в выгуле, но не как собака, а скорее как ослабленный после недавнего приступа больной.
Клубы дыма от Бориной сигареты были единственным намеком на облачность в этот погожий денек, светило, готовясь к грядущему солнцестоянию, сияло, как пуговица на дембельской гимнастерке, заставляя прохожих, оставивших дома темные очки, щуриться при взгляде друг на друга, на сверкающие полировкой бока спешащих машин, на слюдяные блестки, вкрапленные в асфальт. При известной доле воображения их причудливые гримасы могли сойти за улыбки. Тепло, свет и непривычно приветливые лица встречных мало-помалу оказывали на Толика свое живительное действие. Прошагав пару кварталов, он перестал шаркать подошвами, расправил плечи и практически утвердился в мысли, что жизнь, слава Богу, налаживается…
Тогда-то и прозвучала впервые странная фраза Бориса.
– Что? – переспросил Толик и оглянулся на Борю из-под сложенной козырьком ладони.
Борис повторил.
Толик резко остановился посреди тротуара, как будто влип обеими подошвами в размякший под солнцем асфальт, и повторил еще раз, для себя – медленно, честно стараясь понять.
– Мне? Помочь? Концептуальщикам?
– Ну да, – Оболенский остановился и развернулся к Анатолию. В этом положении его кустистые брови отбрасывали диагональные тени на заметно впалые глазницы, избавляя Бориса от необходимости прятать от солнца взгляд. – А что? За ними будущее. Концепт, пиар и агрессивная реклама, – перечислил он три слагаемых гипотетического будущего, загибая пальцы на правой руке, отчего торчащая из кулака сигарета стала похожа на тлеющий кукиш.
– Да я эту рекламу терпеть не могу, – борясь с недоумением, признался Толик.
– Не скажи. Реклама, особенно агрессивная – это сила! Вот ты, Толь, вспомни, к примеру, часто ли ты у себя перхоть наблюдал до того, как реклама лечебных шампуней полным ходом пошла?
– Редко. Почти никогда. – А почему, как думаешь?
– Не приглядывался?
– Ничего подобного, – рассмеялся Борис, и оттого что серые глаза приятеля по-прежнему скрывались в тени бровей, его усмешка показалась Анатолию зловещей. – Агрессивная рекламная кампания. О! Смотри-ка, а вот и они! – Боря задрал голову и ткнул пальцем куда-то поверх Толикова плеча.
Толик обернулся и, прищурившись, уставился в небо, но ничего особенного там не узрел. Только где-то за силуэтом далекой высотки таял в воздухе звук удаляющихся лопастей.
– Вертолет, видел? Их легко различить по радикально-черному окрасу кабины. Даже стекла тонируют, конспираторы. Это они, чтоб ты знал, перхоть с воздуха разбрасывают. Сволочи! С экрана пудрят нам мозги, а с вертолетов – головы. И таких вертушек, заметь, двадцать штук по одной только Москве. У них аэродром в Кубянке.
Боря, жестикулируя зажатой в кулак сигаретой, засыпал Толика все новыми и новыми фантастическими деталями и подробностями. Стоял он при этом на том же месте, где остановился, но Толику отчего-то казалось, что Борис незаметно подкрадывается к нему и его широкая грудь в домашней майке с лямками становится все ближе, наплывает… Нимало не заботясь производимым оптическим эффектом, Оболенский между тем развивал тему агрессивных рекламных методов.
– Да-да, все так называемые женские циклы – результат действия вируса, изобретенного производителями тампонов и прокладок. Это еще ничего, но знал бы ты, что поставщики виагры в городской водопровод подбрасывают!
– А, – сказал Анатолий, да так и застыл на полуслове. Внезапно нестерпимо зачесался затылок, но Толик мужественно воздержался от почесывания, одновременно попытавшись изгнать из головы мысль о волшебниках за тонированными стеклами радикально-черного вертолета.
– Рот прикрой, – посоветовал Борис. – А то тсариес подцепишь. Видишь, поливалка поехала?.. В три часа дня, а? Аккурат когда все нормальные люди уже пообедали и готовы испортить себе кислотно-щелочной баланс. Совсем совесть потеряли! Ты на номера, на номера посмотри!
Толик посмотрел. На сером заднике облупившейся цистерны выделялись крупные белые буквы: «КРС».
– Вот как надо! – подвел итог Борис и, вздохнув, взял ошеломленного Толика под локоток. – А мы – сказочки, басенки, песенки… Э-эх!.. Ну, чего встал, пошли!
Через пару десятков шагов Анатолий почувствовал, что может идти самостоятельно. Борис тоже заметно воспрял духом.
– Хотя некоторые подвижки уже есть, – заявил он. – Помнишь, пару лет назад по MTV рекламу крутили? «Не убивайте пауков» и все такое прочее, дескать, они же не виноваты, что так мерзко выглядят.