XXII. Тигр[41]
В комнате Анандрайи по-прежнему продолжались ученые дебаты. Теперь на столе лежало уже несколько старинных книг, между которыми виднелись такие огромные фолианты, какие, казалось бы, в пору читать разве одним только великанам. То Дайянанда, то Анандрайя, очевидно польщенные вниманием европейского ученого (чем англичане их давно не балуют, считая всю их литературу за вздор), поочередно открывали одну из этих книг, указывали пальцем спорное место и продолжали разговор, в котором существенную часть составляли цитаты на санскритском языке и такие "протяженно-сложенные" слова, какие не только "неудобно" было выговаривать, но даже и слушать.
Как ни был поглощен ученым спором Авдей Макарович, но и он обратил внимание на бледное, расстроенное лицо своего товарища.
— Что с вами, батенька? — спросил он, остановившись на половине ученой цитаты.
— Здесь больная девушка… баядерка, — сказал Андрей Иванович взволнованным голосом, — с ней дурно обращаются…
Анандрайя нахмурил свои седые брови.
— Кто обидел баядерку, сагиб? — спросил он.
— Я не говорю, что ее обидел кто-нибудь… Она мне гадала… и… потом с ней сделалось дурно…
— Это девадаси, — заметил Анандрайя, обращаясь к Дайянанде.
— Рамисвати?
— Да. Что же, сагиб, кто поступил с ней дурно?
— Вместо того, чтоб подать ей немедленно помощь, какой-то старый брамин перекинул ее через плечо, как труп, и унес в храм… Мы хотели помочь ее, нас не пустили.
— Кто около нее? Ковинда-Суами? — спросил вполголоса Дайянанда.
— Ковинда. Пусть сагиб успокоится: девадаси в хороших руках и никто из окружающих ее не осмелится сделать ей какое бы то ни было зло, потому что она жрица великой богини. К ней приставлен Ковинда-Суами, искусный врач, к которому обращаются даже английские сагибы.
— Можно ее видеть? — спросил Андрей Иванович.
— Да, когда с нею пройдет припадок и она выйдет на террасу храма.
— Но теперь, когда она так нуждается в помощи?
— В жилище жриц богини не может войти ни один мужчина, — заметил Дайянанда. — Только для Ковинды-Суами сделано исключение, потому что он врач.
— Пусть сагиб успокоится, — повторил снова Анандрайя, — девадаси в хороших руках. Когда пройдет с ней припадок, она снова выйдет на террасу.
— Выйдемте снова на площадь, — шепнул Рами-Сагиб, слегка дотрагиваясь до плеча Андрея Ивановича. — Пусть они сидят в этой духоте за своими фолиантами.
Но на площади было также душно и жарко, и в добавок к этому слишком шумно. Громкий говор толпы и резкие звуки музыкальных инструментов неприятно действовали на расстроенные нервы Андрея Ивановича. Ему хотелось тишины, уединения, хотелось побыть наедине с самим собою.
— Пойдемте в лес? — сказал он Рами, когда они подошли к опушке леса, окружавшего храм.
— Пожалуй, — согласился Рами после некоторого колебания.
В лесу была тень и даже порой в знойном воздухе, пропитанном бальзамическими испарениями деревьев, тянула свежая струя, приносившая прохладу с какого-нибудь неведомого горного ручья или озера. В вершинах деревьев, по сплетающимся ветвям, проносились стаи крикливых обезьян, кувыркались акробаты пернатого царства, разноцветные попугаи, реяли ярко окрашенные птицы, уродливый калао стучал своим безобразным носом, розовый удод мягко перелетал с ветки на ветку. Внизу, над цветущими кустарниками, подобно окрыленным драгоценным камням, сверкая на солнце, носились крошечные нектарницы, родные сестры американских колибри.
Порой на головы проходящих сыпались градом сухие ветки и незрелые плоды: это означало, что какая-нибудь семья четыре-руких проказниц, кривляясь и корча всевозможные гримасы, желала таким способом обратить на себя внимание своих двуногих собратьев. В таких случаях Рами-Сагиб поднимал глаза к вершинам деревьев, грозил пальцем лукавым забиякам и, благодушно усмехаясь, проходил дальше. Что касается Андрея Ивановича, то, погруженный в собственные мысли, он, казалось, совсем не замечал, что делалось вокруг него. Желая несколько развлечь своего товарища, Рами-Сагиб несколько раз делал попытки начать разговор, указывая на какое-нибудь редкое растение или насекомое, но Андрей Иванович отвечал на все это односложным "да" и "нет". Испытав несколько неудач в подобном роде, Рами-Сагиб решился прибегнуть к героическому средству.
— Что вы думаете, сэр, о нашей сумасшедшей девадаси? — вдруг спросил он, зайдя несколько вперед и останавливаясь прямо, лицом к лицу с Андреем Ивановичем.
— Девадаси? — повторил Грачев, точно просыпаясь от глубокого сна: — девадаси?
— Да. Что вы думаете о ней?
— Что я думаю? — прошептал, приходя в себя, Андрей Иванович. — Как вам сказать, мистер Рами, — продолжал он в раздумье, — я должен признаться, я не знаю даже, что думать об этом случае.
— Неужели, мистер Гречоу, вы что-нибудь находите в этом странном наборе слов, по моему мнению, не имеющем никакого смысла?
— В том-то и дело, мистер Рами, что этот странный и, по вашему мнению, не имеющий смысла набор слов для меня лично имеет глубокий смысл. Мало того: в нем заключается тайна, которую до настоящего времени я считал принадлежащей только одному себе.
— Быть может, это случайное совпадение? — попробовал усомниться сингалезский скептик.
— Случайное совпадение! Но если допустить подобное объяснение, то такая случайность была бы чудеснее всякого чуда! Нет, мистер Рами, тут скрывается нечто иное: девадаси описывает местность, лежащую отсюда за целые тысячи миль, местность, которую, кроме меня, никто из живущих на земле в настоящее время не имел возможности видеть…
Рами-Сагиб с удивлением и с тревогой посмотрел на одушевившегося Андрея Ивановича и в его голове мелькнула вычитанная где-то мысль о заразительности сумасшествия.
— Затем, — продолжал Андрей Иванович, — она рассказывает случаи из моей личной жизни, отчасти известные только самым близким мне людям, отчасти неизвестные никому, кроме меня.
— Как, сэр: неужели эти бредни о полетах под облаками, о священном озере, о каких-то дважды и трижды рожденных — не бред сумасшедшей баядерки?
— Не знаю, мистер Рами, может быть, это и бред сумасшедшей баядерки, как вы ее называете, но в своем бреду, быть может бессознательно, она рассказывает о том, что существует в действительности и что она ни в каком случае не имела возможности знать до встречи со мной.
— Гм? — пробормотал с сомнением упрямый Рами-Сагиб. — Но эти дважды, даже трижды рожденные — ведь это выдумка браминов?
