- Пора, - объявил он.
Я почувствовал, как внутри у меня все дрогнуло.
- Я готов.
Мы направились вниз по лестнице через просторный темный зал главного храма, который освещался лишь несколькими лампами, свисавшими с консолей гигантских каменных колонн. Гетепамон направился к колоссальной статуе какого-то бога, голова которого находилась в тени, и провел своим пухлым пальцем по шву между двумя массивными камнями в стене позади нее.
Огромная плита бесшумно повернулась, и мы молча ступили в открывшийся за ней проход. На столе возле входа тускло горела масляная лампа. Гетепамон взял ее в руку, и камень скользнул на место.
Я последовал за жирным жрецом по сужавшимся коридорам, которые освещал лишь мерцавший огонек лампы.
- Будь осторожен, - шепотом предупредил он. - Держись справа, прижимайся к стене, а то попадешь в ловушку.
Я следовал его наставлениям. Мы прошли дальше, теперь пришлось держаться уже левой стороны. Потом спустились по длинной-длинной, казавшейся бесконечной лестнице. Я едва мог различить ступени в полутьме, они казались стертыми, хотя и были густо покрыты пылью. Пространство по сторонам лестницы все сжималось: спускаясь, я то и дело задевал стены плечами. Потолок нависал настолько низко, что мне приходилось пригибаться.
Гетепамон остановился, и я едва не наткнулся на него.
- Здесь начинаются испытания. Мы должны перепрыгнуть через следующую ступеньку, потом обязательно ступить на четвертую за ней, затем пройти еще по четырем. Наконец надо перепрыгнуть еще одну - после этих четырех. Ты понял?
- А если я ошибусь?
Он глубоко вздохнул:
- В лучшем случае весь проход лестницы заполнится песком. Возможно, существуют и другие наказания за оплошность, но я о них не знаю, ведь в старину строители предпринимали различные меры предосторожности и ревностно относились к делу.
Я постарался исполнить его указания, ступая туда, куда он велел; мы добрались до конца лестницы и продолжали путь по чуть более широкому коридору.
Я почувствовал облегчение: худшее уже закончилось. Новых предупреждений о ловушках со стороны жреца не последовало.
Мы остановились, Гетепамон толкнул дверь. Она заскрипела, медленно открылась, и мы вошли внутрь помещения.
Вдруг отовсюду ударил яркий свет, причинявший боль глазам, которые я поспешно прикрыл рукой, ожидая вот-вот услышать насмешливый хохот Золотого бога.
И тут я ощутил прикосновение руки Гетепамона:
- Не бойся, Орион, ты в зале Зеркал. Это из-за них мы вынуждены были ждать заката.
Я опустил руку и, осмотревшись, увидел, что мы находимся внутри комнаты, полной зеркал. Они располагались на стенах, на потолке, на полу... Словом, везде. Зеркала не были плоскими; напротив, они отражали свет под разными углами и располагались повсюду, кроме узкой дорожки, зигзагом протянувшейся через пол. Свет, ослепивший меня, являлся всего лишь отражением лампы Гетепамона от сотни полированных граней.
Указывая вверх, жирный жрец произнес:
- Там над нами имеется призма, фокусирующая свет солнца. Днем в этом зале погибнет любой, кто осмелится войти.
Все еще щурясь, я проследовал за ним по полированной скользкой дорожке до другой скрипучей двери, которая вела в длинный узкий коридор.
- А что дальше? - буркнул я.
Он облегченно вздохнул:
- Ну, самое худшее - позади. Теперь придется подняться по короткой лестнице, и мы окажемся под самой пирамидой в храме Амона. Оттуда нам надлежит подняться в погребальную камеру самого царя, и на этом пути уже нет никаких ловушек.
Я обрадовался, услышав его слова.
Крошечный храм был глубоко укрыт под землей, места в нем едва хватало для алтарного стола и немногочисленных ламп. Три стены были грубо вытесаны из камня, четвертую покрывали небольшие барельефы. Потолок казался единым чудовищно огромным обтесанным блоком. Я ощущал, как жуткий вес пирамиды давит, душит, нагнетает ужас... Подобно руке гиганта выжимает воздух из легких. Затененная арка укрывала начало лестницы, едва ли не вертикально поднимавшейся к погребальной камере царя Хуфу.
Не говоря ни слова, Гетепамон поднял лампу над головой и повернулся к стене, где были вырезаны фигуры.
Указывая свободной рукой на одну из них, он шепнул:
- Осирис.
Это был я. А возле меня стояла моя Афина.
- Асет, - едва слышно выдохнул я.
Он кивнул. Итак, действительно мы с ней обитали в этой земле тысячу или более того лет назад. А теперь она вновь находилась здесь и ожидала, что я верну ее к жизни. Я чувствовал, что она рядом. Эта мысль заставила быстрее забиться мое сердце.
- Я останусь здесь, Орион, ты сам поднимешься в гробницу Хуфу, произнес Гетепамон.
Должно быть, я бросил в его сторону свирепый вопросительный взгляд.
- Я не смогу преодолеть этот крутой подъем, Орион, - поспешно извинился он. - Заверяю тебя: здесь нет больше опасностей и можно не беспокоиться относительно ловушек.
- А сам ты бывал в погребальной камере царя? - спросил я.
- Да-да, конечно, каждый год. - Он догадался, каким будет мой следующий вопрос. - Процессия входит в пирамиду снаружи, тем путем подняться к гробнице куда легче, чем через шахту, которую тебе сейчас придется пройти. Но даже и там, - он улыбнулся, - меня несут восемь очень сильных рабов.
Я закивал, понимая причины.
- Я подожду тебя здесь и вознесу молитву Амону за благополучие царевича Арамсета и твою удачу.
Я поблагодарил его и, засветив одну из алтарных ламп, начал подниматься по извивавшейся лестнице.
Должно быть, прошел час или более того. Впрочем, я потерял всякое представление о времени, пока двигался вверх по крутым ступеням, некоторые представляли собой всего лишь небольшие выступы в природном камне.
Лампа моя лишь слегка рассеивала мглу, и наконец мне стало казаться, что я никуда не иду, а просто прилип к вертикально бегущей дорожке и с трудом поднимаюсь, поднимаюсь и поднимаюсь. Меня словно лишили всех ощущений: я не слышал ничего, кроме собственного дыхания и шороха своих сапог, касавшихся древних камней; я ничего не видел, лишь пыльные стены, освещенные тусклым светом моей лампы. Мир снаружи пирамиды мог рассыпаться в прах, или окутаться льдом, или превратиться в пепел, но я бы так и не узнал об этом. Однако я поднимался и наконец одолел подъем. Я вылез из отверстия в полу и обнаружил, что попал в большой зал, где на огромном камне стоял великолепный саркофаг, по меньшей мере десяти футов длиной, сделанный из прекрасного резного кипариса, обложенного слоновой костью, золотом, ляпис-лазурью, бирюзой и бог знает чем еще. Камеру заполняли великолепные приношения: чаши с зерном и вазы, наполненные - я даже не сомневался в этом - тонкими винами и чистой водой. Возможно, их обновляли каждый год, во время совершения обрядов, о которых говорил мне Гетепамон. Письменные принадлежности и оружие были аккуратно сложены у стены; вверх, к другим помещениям вела еще одна лестница. Здесь или поблизости хранилось все, что могло потребоваться царю в будущей жизни. Не было лишь Золотого бога.
