Знакомиться с дворецким я не стал — а вдруг и вправду умрет от потрясения?! О том, что обедать мы будем втроем, он услышал, остальное его не касается.
— Моя охрана будет жить в доме, — бросил я ему, проходя мимо.
В холле меня встречала красивая девушка в традиционном для горничной наряде. Этим традициям лет тысяча, и на этот раз я не преувеличиваю. Наверное, какой-нибудь древний аристократ легко сориентировался бы, кто есть кто в этом доме.
— Добрый вечер, синьор Энрик, — чуть склонилась девушка.
— Добрый вечер.
— Я покажу вам ваши апартаменты, — сказала девушка, повернулась и пошла вверх по лестнице.
Уж не попал ли я в старую пьесу? Как все точно, и даже лифта в этом доме нет. Мне-то все равно, а старику дворецкому наверняка нет. И не только ему. Я разозлился на этого любителя ретро Каникатти. Чем прислугу дрессировать, лучше бы о комфорте позаботился, и если уж ему наплевать было на то, где и как живут работники конезавода — неужели ему нравилось наблюдать из окон это серое бетонное безобразие? А может, и нравилось? Острее чувствовал свое богатство и благополучие. Негодяй!
Дом мне не понравился — холодный каменный склеп. Отделан под земную старину. Интересно, истории никто не знает, но земная старина из моды не выходит. Я вспомнил милый уютный дом Арциньяно. Старина старине рознь. Мраморные полы и толстые нелепые колонны вдоль стен, тяжелые занавеси и картины в золоченых рамах. Я видел много голографий старых интерьеров разных земных дворцов. Здесь я нашел злобную карикатуру на красоту и изящество. Максимум денег и минимум хорошего вкуса. Дом казался отражением чьей-то заплывшей жиром души.
Наконец горничная привела меня в «мои апартаменты». Ужас! Так выглядел бы будуар маркизы Помпадур, если бы она была начисто лишена чувства прекрасного. В такой постели могут сниться только кошмары.
Пока я оглядывался, лакей внес дорожную сумку и порывался разобрать мои вещи.
— Вещи я разберу сам, — твердо сказал я, — вы оба можете идти, скажите только, когда здесь обедают?
— В восемь часов, — ответила девушка, и меня оставили одного.
Мы прилетели из солнечного воскресного утра сразу в немного печальный воскресный же вечер. Переодеваются здесь к обеду? Наверняка. Нет, это не имеет значения — важно, как оденутся Кальяри и Асколи. Хм, у меня теперь есть своя разведка. Я нажал кнопку на комме.
— Марио, Фернан, зайдите ко мне немедленно.
Через минуту оба охранника были здесь. Я встретил их, держа палец около губ. Марио с шумом захлопнул рот. Я сделал круговое движение рукой. Фернан кивнул, включил звуковой экран и достал индикатор «жучков».
— Где вас устроили?
— На первом этаже.
— Нет, ночевать мы все будем здесь. Ужинать вы будете с кем?
Фернан пожал плечами.
— Марио, узнай, пожалуйста, как местные интеллигенты оденутся к ужину? То есть к обеду, конечно, здесь это так называется.
— Ага, узнаю.
— В девять тридцать соберемся здесь и поделимся выводами, — сказал я.
— Какими выводами? — спросил Марио.
— Это я тебе потом объясню, — усмехнулся Фернан, — «жучков» больше нет.
— А были?
— Ого, пять штук.
— Давно стояли?
— Не меньше недели.
— Понятно. Марио, через пятнадцать минут ты должен сказать мне, в джинсах мне идти или во фраке, а ты еще здесь.
— А у тебя есть фрак?
Я застонал:
— Катись! Это важно!
Марио пожал плечами и ушел. Фернан продолжил исследовать апартаменты на предмет наличия единственного вида насекомых на Этне. А я отправился в душ: лошадиный пот очень едкий и пахучий. Понятно, зачем в ванной стоит стиральная машина. Я скинул туда свою одежду — через полчаса будет чистая и сухая.
Марио связался со мной по комму, и голос у него был какой-то задушенный — как выяснилось, от сдерживаемого хохота:
— Энрик! Знаешь, чем занимаются твои гости? Ломают голову, как им одеться к обеду.
— Так, понятно. Слушай, попадись им на глаза, и пусть они тебя как-нибудь спросят. А ты скажи, что я даже на обед к синьору Кальтаниссетта являюсь в джинсовом костюме. Это, кстати, правда.
— Ясно, — ответил Марио и отключился.
Своих гостей я поджидал в дверях: еще не хватало, чтобы этот засушенный старикашка отправил их переодеваться, как извозившихся младшеклассников.
Дворецкий был страшно недоволен, но возразить не посмел.
За обедом речь шла обо всякой ерунде — ничего полезного.
В девять тридцать Марио и Фернан уже ждали меня наверху.
— Маленький сюрприз! — сказал Фернан и вытащил не бесполезного кролика из неудобной шляпы, а ноутбук.
Я вчера об этом не подумал. Ористано — остров, интернет только через спутник, запросы надо специально защищать, и, кстати, компьютера я тут что-то не заметил.
— Сам догадался?
— Нет, профессор свой пожертвовал. Сказал, что ты все никак не можешь завести.
— М-мм, до сих пор было неактуально.
— Тут, между прочим, был такой хитрый «жук», все остальные — для отвлечения внимания, — похвастался Фернан своими успехами.
— Уверен, что один?
— Обижаешь!
— Давайте по делу. Кто что заметил? Марио?
— Почему я? Чего замечать, за ужином этим никто двух слов не сказал.
— Вот, а говоришь, не заметил. Так разве бывает? Вспомни Джильо.
— Да-а, странно.
Я посмотрел на Фернана.
— Сегодня воскресенье, — ответил он.
— Да, ну и что? — спросил Марио.
— Теплый воскресный вечер, начало лета — и никто не повез девушек танцевать в соседнее поместье? И здесь тишина, как в склепе.
— Они здесь рано встают, — возразил я, — завтра я должен быть на манеже уже в пять утра.
— Жизнь из-за этого не останавливается. Значит, они должны были повеселиться пораньше.
— Согласен. Марио, ты — как свой в доску парень — постарайся завтра выяснить причины всеобщего траура. Мне что-то не показалось, что Каникатти был таким хозяином, перемену которого стоит оплакивать хотя бы минуту.
— Вряд ли это получится, — заметил Фернан, — нас здесь все боятся. Когда, ты сказал, тебе вставать?..
— В четыре тридцать.
— И ты еще не в постели?!
Вот нянька на мою голову!
— Ладно, — проворчал я, — только письмо наберу.
У меня накопились кое-какие вопросы. Отвлекать от дел синьора Мигеля я не посмел, поэтому написал коротенькую записку профу с просьбой связать меня с тем работником штаба корпорации, который занимается новоприобретенным Ористано.
Без трех минут пять я подходил к манежу. Спать хочется, жуть! Несмотря на десятиминутное стояние под ледяным душем, чувствовал я себя не свежее пятинедельного покойника.
Кальяри меня уже ждал.
— Доброе утро, синьор Кальяри.
