— Она была прекрасна...
Рольф и Кли снова с беспокойством взглянули на него.
— Ну да, — сказала Кли. — Он мог бы сказать, что мы были знакомы. Он читал мои статьи, а я кое-что из его стихов. Он отпечатал некоторые, и они ходили по университету. Стихи были прозрачные, очень чистые и ясные, — она подчеркнула эти слова, как бы желая вывести его из задумчивости, но он по-прежнему смотрел под ноги, — и приводил в порядок дикие и разбросанные вещи, близкие мне.
— Вот мы и прибыли, — объявил Рольф.
Одна стена помещения была занята циферблатами, громкоговорителями, катушками лент. Несколько компьютерных консолей стояло на полу.
— Это одна из контрольных комнат для компьютера, — сказал Рольф. — Это сделано для моей работы, а для Кли — дальше по коридору. Сама машина занимает несколько зданий к западу. Их отсюда видно в окно. Военные полностью ушли из Тилфара. Остались только мы.
— Как машина защищает себя? — спросила Алтер.
— Абсолютно адекватно, — ответил Рольф, подошел к стенному шкафчику и вынул гаечный ключ. — Это в чисто демонстрационных целях, — сказал он. — Ты понял?
Из репродуктора послышался голос:
— Я понял.
Вдоль стены стояло несколько видеоэкранов. Рольф неожиданно швырнул ключ в один из них. Но с экраном ничего не случилось: ключ остановился в воздухе, вспыхнул сначала красным светом, потом белым, а затем исчез.
— Видите, компьютер сумел захватить весь город, опутать его индукционными полями. Вы находитесь под его постоянным наблюдением внутри его границ. Он саморемонтирующийся, и в его цепи встроен растущий потенциал. Люди не учли одной вещи, и он узнал о ней от тех мозговых схем, которые он запас: у человека в мозгу встроен контур самосохранения — я думаю, это лучший способ описания. Это чертовски важный контур, но никто никогда не думал сдублировать его в машине. Но эта машина включила его в себя, пока «росла». Она запрограммировала себя игнорировать любую программу, заставляющую себя прекратить функционирование...
— Вроде того, как вы игнорировали бы чей-то приказ упасть мертвым, — вставил Вал.
— Когда люди пытались выдрать этот контур, машина стала сопротивляться.
— А, если к примеру, лицо, приказывающее вам упасть мертвым, наставит на вас энергонож, когда вы не подчинитесь? — спросил Вал.
— Сначала это была просто защита, сопротивление попыткам демонтажа, иногда с решительными результатами. Но от всех тех воюющих мозгов компьютер усвоил, что если угрожают один раз, то будут угрожать и снова. И он методически отражал эти угрозы. Теперь он отталкивает все, что считает угрожающим действием, а после трех-четырех угрожающих действий из одного источника будет стараться уничтожить этот источник.
— А как насчет вас? — спросил Джон. — Почему вы все еще здесь?
— Мы прибыли как раз перед тем, как ушли последние военные. Они были в таком отчаянии, что позволили нам управляться с компьютером.
— Но почему он не выкинул вас вместе с ними?
— Это очень неточное определение, — сказала Кли. — Но он страшно одинок. Мы были единственными, кто мог дать ему над чем думать, дать то, что близко его способности управлять. Он создан для работы на определенном уровне, и его контуры самосохранения хотят, чтобы он продолжал работать на этом уровне. Теперь ему есть что делать.
— Если он вас любит, не можете ли вы ему сказать, чтобы он прекратил бомбежку?
— Это не так просто. Вся его информация о Торомоне взята из ментальных схем солдат, которыми он маневрировал во время войны. Все эти солдаты были доведены специальной программой Торомона до нервоза, до психоза. Компьютеру не было нужды каталогизировать и сопоставлять всю эту информацию, и она действительно действовала на него, как подсознательная травма. Вот он и функционирует, как психический больной.
— Продолжим аналогию, — сказала Кли. — Проблемы, которые мы с Рольфом поставили перед компьютером, имеют самое близкое отношение к психотерапии. Сравнивая ментальные схемы, он наблюдает болезненную непоследовательность, и получает большое облегчение, занимаясь моими расчетами. Просто заняв его, мы сумеем понизить его разрушительные действия больше, чем сделали военные за все время своего пребывания здесь.
— Значит, ответ только в том, чтобы найти ему проблемы для разрушения? — спросил Джон.
— Опять-таки не так просто. Кли и я работали над формулировкой этих двух проблем не один год. То, что вы обдумывали за неделю или за месяц, машина пропустит максимум за несколько минут. Сегодня мы должны закончить, и я не знаю, что произойдет потом.
Ноник засмеялся.
— Я как раз собираюсь поболтать с ним.
— Это такая вещь, которая, похоже, займет его, — сказала Кли. — Послушав Вала, он займется полным звуковым и синтетическим анализом всего, что Вал скажет, и сравнит его со всеми знаниями, которые он собрал.
— Но я не останусь, — сказал Вал. — Это единственная проблема, не так ли, Кли? — он подошел к окну и открыл его. — Иногда я должен ходить хотя бы вокруг города, а то и уйти, вернуться в Город Тысячи Солнц или пойти дальше, посмотреть. Я не могу удержаться... — он внезапно шагнул из окна на дорогу исчез.
— Он прошел через Ужас, — сказал Рольф.
— Кли, — сказала Алтер, — ты тоже потеряла того, кого любила, но ты же пережила это.
— Да, я пережила это, поэтому я знаю, как это ужасно. Прошло три года, прежде чем я снова была готова встать на путь человека. В этом смысле Вал поступил много лучше: он по-прежнему пишет стихи. Но он полностью в смятении, бессмысленном, хаотичном. — Она помолчала. — В мире случайностей.
— Ты однажды сказала маленькому неандертальцу, что если осознать все факторы, то элемент случайности исчезнет, — сказал Джон.
— Вы думаете, мы не пытались говорить Валу об этом? — спросил Рольф.
— Он посоветовал предсказать следующие простые числа, и засмеялся, — сказала Кли.
— А его стихи? — спросила Алтер. — Они стали лучше или хуже прежних?
— Не могу сказать, — помолчав, признался Рольф. — Наверное, я слишком близок ему, чтобы судить.
— Их стало куда труднее понимать, — сказала Кли. — Но в какой-то мере они стали проще. Они содержат гораздо больше объективных наблюдений, но значение сопоставления или воображения эмоционального тона так запутано, то ли...
— ...то ли от безумия, — закончил Рольф.
* * *
Вечером Джон и Алтер гуляли по темнеющей спиральной дороге. Они поднялись на верхние и оказались над всеми домами Тилфара, кроме центрального дворца. Город под ними тянулся к равнинам, а равнины к горам, которые все еще горели слабым светом радиации по зазубренным краям. Они заметили неподалеку фигуру, наклонившуюся над оградой и тоже глядевшую в город.