Но ведь перед ним были не немцы. Перед ним были американцы!..
Эта мысль отрезвила Ната. Разве можно считать «Сыновей Иова» всего лишь порождением нескончаемого и неизменного психического расстройства немецкой ментальности? Нет, это было бы слишком просто. Ведь сейчас и здесь маршируют его, Ната, соотечественники. Он бы и сам мог оказаться в этих рядах, кабы потерял работу в ЭМЭ или страдал бы от какой-нибудь другой унизительной социальной несправедливости…
— Посмотрите-ка на них, — сказала Молли.
— Я как раз на них и смотрю, — ответил Нат.
— И думаешь: «Тут мог бы быть и я». Верно? Вообще-то, я сомневаюсь, чтобы у тебя хватило мужества публично высказывать свои убеждения. Я весьма сомневаюсь, что у тебя вообще есть хоть какие-то убеждения… Ой, смотрите! Здесь сам Гольц.
Она была права. Бертольд Гольц, вождь, находился сегодня здесь. Этот человек появлялся и исчезал совершенно непонятным образом — никогда нельзя было предугадать, где и когда он может объявиться.
Наверное, Гольц использовал принцип фон Лессингера. То есть путешествовал во времени.
«Это дало бы Гольцу, — подумал Нат, — немалое преимущество перед харизматическими лидерами прошлого, которое заключается в том, что он мог бы сделаться в некотором смысле бессмертным. Его нельзя убить общепринятым, тривиальным способом. И этим, наверное, объясняется факт, что правительству никак не удается уничтожить движение».
Кстати, интересно, почему это Николь допустила такое. А допустила она такое скорее всего потому, что вынуждена была допустить.
Технически Гольца, конечно, можно убить, но тогда в будущее отправится Гольц более раннего образца и заменит убитого. И Гольц будет жить, не старея и не меняясь внешне, и это принесет движению ни с чем не сравнимую пользу, потому что у него будет руководитель, который не пойдет по стопам Адольфа Гитлера, и у него не разовьется парез[28] или другое ведущее к деградации личности заболевание.
Джим Планк, поглощенный разворачивающимся зрелищем, пробормотал:
— Красив, сукин сын, да?
На него, похоже, Гольц тоже произвел впечатление. Человек этот мог бы запросто сделать карьеру в кино или на телевидении. А еще больше ему бы подошла роль эстрадного конферансье. У Гольца, несомненно, был стиль. Высокий мужчина, со слегка затуманенным взором… Но чуть тяжеловат, Лак показалось Нату. На вид Гольцу было лет сорок пять, и стройность и мускулистость юноши уже не были ему присущи. Маршируя, он изрядно потел. В общем, никаких особенных физических качеств у этого человека не было, как не было в нем ничего призрачного и эфирного. Да и особой духовностью это волевое, мясистое лицо не отличалось…
Демонстранты повернули, голова колонны приблизилась к такси.
Машина остановилась.
— Он командует даже тачками, — язвительно заметила Молли. — По крайней мере, местными, — Она коротко рассмеялась, но в смехе ее прозвучала тревога.
— Нам бы лучше убраться с дороги, — сказал Джим Планк, — а то они просто промаршируют по нам, как колонна марсианских муравьев. — Он сунулся к пульту управления такси. — Черт бы побрал эту развалюху, она мертва, как могильная плита.
— Поражена ужасом в самое сердце, — съязвила Молли.
В первом ряду демонстрантов, в самом центре, шагал Гольц, держа в руках многоцветное, развевающееся по ветру знамя. Увидев их, он что-то прокричал. Нат ни слова не понял.
— Он советует нам убираться прочь, — сказала Молли. — Может, нам и вправду позабыть о записи Конгросяна и присоединиться к нему? Взять и вступить в его движение… Что ты там бормочешь, Нат? Вот твой шанс. Ты даже сможешь на законных основаниях заявить, что тебя к этому принудили. — Она отворила дверцу и легко спрыгнула на тротуар. — Я не намерена рисковать своей жизнью из-за сбоя в системах автомата двадцатилетней давности.
— Хайль, могущественный вождь! — коротко сказал Джим Планк и присоединился к Молли на тротуаре, не мешая двигаться демонстрантам, которые теперь, как единое целое, что-то гневно кричали и оживленно жестикулировали.
— А я остаюсь здесь, — сказал Нат, окруженный со всех сторон звукозаписывающим оборудованием.
Рука его механически легла на драгоценную систему «Ампек Ф-а2», он не намерен был оставлять ее на произвол судьбы даже перед угрозой встречи с самим Бертольдом Гольцем.
Приблизившись к машине, Гольц вдруг усмехнулся. Это была вполне сочувственная усмешка, как будто Гольц, несмотря на всю серьезность своих политических намерений, оставил в своем сердце местечко и для сочувствия.
— У тебя тоже неприятности? — спросил Гольц Ната.
Первый ряд демонстрантов — включая и самого вождя — уже поравнялся со старым драндулетом. Шеренга разделилась на две части, которые неровной волной обтекали машину с обеих сторон. Гольц, однако, остановился. Он вынул из кармана красный носовой платок и вытер им вспотевшую шею и лоб.
— Извините за то, что оказался у вас на дороге, — сказал Нат.
— Черт возьми! — ответил Гольц. — Я ждал вас. — В его темных умных глазах засветились тревожные огоньки. — Нат Флайджер, заведующий отделом репертуара и исполнителей фирмы «Электроник мьюзикал энтерпрайз» из Тихуаны. Оказался здесь, на земле папоротников и лягушек, чтобы записать Ричарда Конгросяна… потому что вам не посчастливилось вовремя узнать, что Конгросяна нет дома. Он в нейропсихиатрической клинике «Франклин Эймз» в Сан-Франциско.
— О Господи! — ошеломленно сказал Нат.
— А почему бы вместо Конгросяна не записать меня? — дружелюбно спросил Гольц.
— Что сделать?
— О, я могу для вас покричать или даже произнести речь, включив в нее несколько очень актуальных лозунгов. Минут на тридцать… Этого хватит, чтобы заполнить маленькую пластинку. На нее не будет хорошего спроса ни сегодня, ни завтра, но очень скоро… — И Гольц подмигнул Нату.
— Нет, спасибо, — сказал Нат.
— Ваше существо с Ганимеда слишком чисто для моих речей?
Улыбка Гольца была начисто лишена тепла, она будто приклеилась к его лицу.
— Я еврей, мистер Гольц, — сказал Нат. — Поэтому мне трудно проявлять энтузиазм, глядя на неонацистов.
Повисла недолгая пауза. Потом Гольц сказал:
— Я тоже еврей, мистер Флайджер. Или, точнее, израильтянин. Можете проверить. Это общеизвестный факт. Его может подтвердить информационная служба любой приличной газеты.
Нат взглянул на него с удивлением.
— Наш общий враг, и ваш, и мой, — сказал Гольц, — это система Дер Альте. Вот они действительные наследники нацистского прошлого. Задумайтесь над этим. Они и картели. Все эти «АГ Хеми», «Карп унд Зоннен Верке» и тому подобные… Разве вы не знаете этого? Где вы, Флайджер? Вы не слышите меня?
