— Грома бы мне, царствие небесное, — прогудел чуть сумятясь, но, пытаясь вида не показать. Все ж князь, не опоек.
— Царствие? — нахмурился Ричард и побледнел. Сообразив. — Князь Мирослав?!
— Да!… Хм. Да, он я.
— Князь! Халена у вас?!
— Тут дело такое, надобно б Грому явиться.
— Что случилось?!
Пит и Крис над другом нависли, вслушиваясь в его слова и гудящий голос в трубке.
Граф еще кнопку нажал, дав сигнал охране записать разговор.
— А Халена не у вас?
— Она к вам улетела!
— Ааа… ну, это… — ой и неудобно ж говорить в коробку эту! — Вы тама Грому передайте…
— Это я, Мирослав, Гром! В чем дело?!
— Так это… Споймали ее видать полешанские, и бают, оженили. Неладно то, чую увозом взяли, смикитили верно, кто она. Я тут разберуся, но ты б забрал ее. Не дело ж приключилось. А и смута идет, абы снова сече не быть, а Халене в ее не ввязаться.
— Я скоро буду! Найди ее! Не пускай никуда! Прилечу, разберемся со всеми разом!
— Зарок кладу, сыщу и воров споймаю. Всем на орехи выдадим, не сумлевайся, а и впредь бы оженился б, что ли на ей. Чего девка шастает без пригляду?
— Она не одна была! С ней Кири… Ливень с ней!
— От ты… о ем не слыхал, но сведаю. Приходь, а тут и устроим.
— Буду скоро! Звони, если будут новости!
И отключил связь, уставился на Криса и вдруг схватил его за галстук, к себе подтянул:
— Быстро звездолет!! Идем на Лефевр, поднимай людей!! Загрузка по полной программе! — процедил в лицо и откинул, вставая: я им устрою — оженили!
А самому душно от страха за Анжину, от ревности и бессилия — три недели лететь!
Зачем он ее отпустил?! Как мог?! За этот месяц, что ее нет, он вовсе дошел — ни спать, ни есть не может, дышать и то больно. И как чуял беду!
— Ну, если только ее пальцем тронули!…
— Хана Лефевру, — кивнул Пит с лицом готового к бою и на Криса прикрикнул. — Чего замерз-то?! Бегом на вылет! Мечи…
— Лазерники! — отрезал Ричард — хватит, побаловались! Росков этих он под корень вырубит, чтобы неповадно было и другим в наказ!
— Вы чего, всерьез? — растерялся Крис. Да и подумать — какой-то варвар, абориген отсталый Анжину по своей прихоти в жены взял! Ну, бред же собачий! Кому они верят вообще? Диплодоку?…
— Нет, шучу!! — рыкнули оба в голос и, Войстер мигом выдуло из кабинета.
Через два часа звездолет стартовал, но не один — пошла эскадра.
Глава 25
Почти седмица промелькнула, а он не заметил — любушка глаза застила. Одна как свет ему. Но дела тоже делать надо.
Поутру отпоил ее отваром от лихорадки, как заведено, и щепоть порошка дурманного сыпнуть не забыл. Девки одели госпожу и в светлицу отвели, песнями развлекать, сладостями баловать. Охрана — муха в комнату не проскользнет.
Богутар в темницу спустился, пленника проведать. Сидел тот смотрел холодно и давяще, а лицо как тесано из гранита.
Кнеж сел на лежанку и оценил работу — пол кладки отковырял, а крюк как стоял так и стоит. Усмехнулся Богутар:
— Я думал, в правду Бог ты, а ты так, ни пришей кобыле хвост.
— То что я тебе отрежу, тебе уже точно никто не пришьет, — сказал Шерби вроде между прочим и вроде равнодушно, а поверилось сразу.
— Зря стращаешь, побратим жены моей. Обиды посестре твоей не чиню, всем довольна лапушка и присмотрена и обласкана…
— Вот за лапушку причиндалы и отрежу, — стеклянными глазами глядя перед собой, тихо заметил Шерби.
Богутар помолчал, пытливо рассматривая пленника и, молвил:
— Люба она мне.
— А ты ей нет.
— Почем знаешь? — прищурил глаз. Шерби хмыкнул: "сам как телок за ней сколько лет, а все равно «друг».
— Ясновидящий.
— Ведун?
— Угу.
— Тогда скажи — затяжелела она?
Кирилл дернулся от ярости, челюсть свело так, что и домкратом не разжать. Уставился на мужчину — были бы глаза огнеметом — снесло бы того и спалило.
И подумать — какая-то мразь Анжины касается! Да от этого свихнуться можно!
А представить каково ей, и вовсе хоть на луну вой и железо на руках грызи.
— Тварь! — выплюнул.
Богутар головой качнул:
— Не выходит у нас разговор никак.
— Я с людьми разговаривать умею, а с мразью и животными нет.
Кнеж насторожился, глянул на него искоса:
— Да ты никак вздумал, что силой ее познаю?
Кирилла от одного «познаю» в дрожь кинуло, перевернуло — жаль кандалы не выдернуло.
— Хочешь верь, хочешь нет, но сейчас в светлице посестра твоя, сладости вкушает. Девок-песельниц слушает. Охранена — мышь не проскользнет.
Кирилл ком в горле сглотнул, взглядом железную дверь в каземат тараня, а в груди тесно от отчаянья, ненависти ко всему миру.
— Я к тебе как муж к мужу именитому говорить пришел, — затянул опять свое Богутар, не ведая что только видом своим мучает пленника. — Побратим жены свят для меня, потому все разговор с тобой веду. Что кандалы вздели, не серчай, горяч ты больно. Как в ум войдешь — волю дам, а и рад буду, если за посестрой своей, женой моей, приглянешь.
"Я те пригляну, сука, я тебе так пригляну — дай срок — кишки твои на кулак намотаю!"
— Есть дума у меня, почто серчаешь — не тебе досталась, не с тобой сладилась и слюбилась. Так то горек мед, ведаю, но об ней речь, не о нас. Смири гнев и гордыню, признай меня мужем Халены и милости прошу в светлицу к ней, а и сотником ко мне, а и советником.
— Пошел ты туда, чего у тебя скоро не будет, — уставился на него Кирилл, взгляд безмятежный, а скулы от гнева белые.
Кнеж губы поджал:
— Не слышишь ты меня.
— А тебя нет. Ты ископаемое, тупое, как засушенное дерьмо мамонта. Пошел ты… ублюдок.
Богутар встал и от души пнул пленника в лицо:
— Смерд, — прошипел и вышел.
Кирилл сплюнул кровь на солому и одарил закрывшуюся дверь жутким взглядом — примешь ты, Богутар, смерть лютую. Клянусь!
В ярости был Богутар. От разговора с побратимом Халены кипел, оскорбления его ели, а тут еще послы вернулись от Мирослава к вечеру.
На крыльцо вышел и, от увиденного, вовсе скулы от гнева свело — три воза хлама: посуда попорчена, соболя порезаны, сундуки побиты, порублены и послы Чернобог знает в чем, побиты — светятся разномастью. Кудри у Кудеяра срезаны, бороды у воинов до подбородков срезаны и все это в возках с дарами.
Вот значит, как приняли их миряне.
Вот значит, как поверили.
Спустился медленно, склоненные головы разглядывая и, вдруг выхватил меч. Срубил головы и Кудеяру и Гардару, обтер меч о их лохмотья.
— Все убрать, — приказал, стоящему за его спиной Наймару. — Головы Мирославу послать и одежду Халены. Не верил — поверит. Поздно чиниться, моя власть над ней, жена она мне. И коней седлай! Уходим в Полеш!
