Роботы посмотрели на Дэниела и не пошевелились. Она сказала с нетерпением:
— Я же сказала, что он робот, и вы не должны обращать внимания на его человеческую внешность. Дэниел, скажи им, что ты робот.
— Я робот, — сказал Дэниел, — и я не буду сопротивляться.
Василия отошла в сторону. Роботы направились к Дэниелу, который стоял, опустив руки. Он последний раз взглянул на спящую Глэдию и повернулся к роботам.
Василия улыбнулась:
— Это будет интересно.
Роботы остановились.
— Берите его, — приказала Василия.
Они не двигались. Василия растерялась и хотела повернуться к Жискару, но вдруг вся обмякла и упала.
Жискар подхватил ее, усадил на пол, прислонив к стене, и глухо сказал:
— Мне нужно несколько секунд, а потом мы уйдем.
Прошло несколько секунд. Василия сидела с открытыми и остекленевшими глазами. Ее роботы не шевелились. Дэниел сделал шаг к Глэдии. Жискар поднял глаза и сказал роботам Василии:
— Охраняйте свою леди. Не позволяйте никому входить, пока она не проснется. Она проснется спокойной.
В это время Глэдия зашевелилась, и Дэниел помог ей встать.
— Кто эта женщина? — удивленно спросила она. — Чьи это роботы? Как она…
— Потом, миледи, — ответил Жискар. В его голосе как будто чувствовалась усталость. — Я все объясню, а сейчас нам нужно спешить.
И они вышли.
Глава 15
Священная планета
Амадейро прикусил губу, бросил взгляд на задумавшегося Мандамуса и начал оправдываться:
— Но она настаивала. Она говорила, что одна может справиться с Жискаром, оказать на него достаточно сильное влияние и не допустить, чтобы он воспользовался своими ментальными силами.
— Вы никогда не говорили мне об этом, доктор Амадейро.
— Не о чем было говорить, молодой человек, и я не очень верил в то, что она рассказывала.
— А теперь верите?
— Полностью. Она ничего не помнит о том, что произошло.
— Значит, и мы ничего не знаем о том, что произошло.
Амадейро кивнул:
— Совершенно верно. И она ничего не помнит о том, что говорила мне раньше.
— А она не притворяется?
— Я видел ее электроэнцефалограмму. Она резко отличается от прежних.
— Есть шанс, что со временем к ней вернется память?
Амадейро горестно покачал головой:
— Кто знает. Но я сомневаюсь.
Мандамус опустил глаза и задумался.
— Ладно, это неважно. Допустим, что о Жискаре она говорила правду и он действительно может воздействовать на мозг. Это важное известие, и теперь оно наше. В сущности даже хорошо, что наша коллега роботехник потерпела такую неудачу. Если бы Василия взяла контроль над этим роботом, вы тоже очень скоро оказались бы под ее контролем… и я также, если бы она решила, что я заслуживаю ее внимания.
Амадейро кивнул:
— Я полагаю, что у нее было в мыслях что-то вроде этого. Хотя сейчас трудно сказать, что у нее на уме. Она как будто — внешне, по крайней мере — нисколько не пострадала, если не считать специфической потери памяти. Все остальное она, видимо, помнит, но кто знает, как все это повлияло на ее более глубокие мыслительные процессы и знания и опыт роботехника. Этот Жискар мог бы проделать такой трюк с кем угодно. Чрезвычайно опасный феномен. Таким уж искусным она его сделала.
— Доктор Амадейро, вам не приходило в голову, что поселенцы, возможно, правы, что не доверяют роботам?
— Приходило, Мандамус.
Мандамус потер руки.
— По вашему унылому лицу я понял, что все это было обнаружено уже после того, как Жискар покинул Аврору.
— Верно. Поселенческий капитан взял на свой корабль солярианку, двух ее роботов и отправился на Землю.
— Что же нам теперь делать?
— Мне кажется, что еще не все потеряно, — медленно произнес Амадейро. — Если мы осуществим наш план, мы победим, есть Жискар или его нет. А осуществить его мы можем — что бы там Жискар ни делал с эмоциями, читать мысли он не умеет. Он, вероятно, способен сказать, когда через головной мозг проходит волна эмоций, может отличить одну эмоцию от другой, заменить одну на другую, погрузить в сон или амнезию — что-нибудь безобидное вроде этого, но прочесть мысль — не может. Он не ухватит слова или идеи.
— Вы уверены?
— Так говорила Василия.
— Она могла не знать. В конце концов, она не смогла подчинить себе робота, хоть и была уверена в своих силах. Это доказывает, что она не слишком сильна в догадках.
— Однако здесь я ей верю. Для чтения мыслей понадобилась бы чрезвычайно сложная схема позитронных путей, и совершенно невероятно, что ребенок мог включить ее в робота два столетия назад. Это невозможно даже при нынешнем состоянии науки, Мандамус. Вы, конечно, согласитесь со мной.
— Хотелось бы так думать. Значит, они направились на Землю?
— Я уверен.
— Зачем воспитанной женщине ехать на Землю?
— Если Жискар влияет на нее, у нее нет выбора.
— А зачем Жискару нужно, чтобы она ехала туда? Не прознал ли он о нашем плане? Вы, кажется, полагаете, что нет.
— Возможно, не узнал. А может, просто хочет убраться с солярианкой подальше, туда, где мы их не достанем.
— Я не думаю, что он боится нас, если справился с Василией.
— Дальнобойное оружие, — ледяным голосом сказал Амадейро, — может сбить его. Его способности, вероятно, ограничены расстоянием. Они базируются только на электромагнитном поле и ни на чем больше. Так что чем дальше он от нас, тем слабее его способности. Он вряд ли выйдет из поля действия нашего оружия.
Мандамус недовольно нахмурился.
— У нас, похоже, некосмонитское пристрастие к насилию, доктор Амадейро. Хотя в данном случае применение силы, я полагаю, может быть оправдано.
— В данном случае? Когда робот способен вредить людям? Я думаю, что нам надо найти предлог отправить корабль в погоню. Вряд ли стоит объяснять истинную причину.
— Нет, — твердо сказал Мандамус. — Представьте себе, сколько найдется желающих завладеть таким роботом.
— Чего мы не можем позволить. Это вторая причина, по которой я считаю, что уничтожение робота — наиболее безопасный и предпочтительный вариант наших действий.
— Может быть, вы и правы, — неохотно согласился Мандамус. — Но думаю, что его уничтожение не самый лучший вариант. Я должен немедленно ехать на Землю. Выполнение плана необходимо ускорить, даже если мы не поставим все точки над «и». Как только он будет выполнен — все. Никакой мысленаправляющий робот ни под чьим контролем не сможет переделать сделанное. А если он и сделает что-нибудь, то это уже не будет иметь значения.
