— Ты угадал, яшули, — усмехнулся я.
— Надолго?
— Месяц-полтора, не больше.
— Жаль, что мало, — вздохнул он. — Будешь жить у меня, друг историк.
— Согласен и благодарю… А как у тебя дела?
— Все о’кэй, — невесело пошутил Мухтар. — Все по-старому.
— Неправда. Ты кое-что скрыл. Например, ты нашел невесту.
— Кто сказал? — Мухтар отвел взгляд.
— Она сама.
— Смотри-ка, да ты прямо сыщик. От тебя ничто не ускользнуло.
Он рассмеялся. На мгновение его выразительные глаза оживились.
Тут без стука вошла Айсенем с кипой микролент в руках.
— Это мой друг, — ласково сказал ей Мухтар. — Но я вижу, вы успели познакомиться. — Лукавый взгляд в мою сторону. — Оказывается, он все выпытал.
Айсенем чуть зарделась от смущения.
— Я ничего не говорила, — возразила она с милой улыбкой.
— Этот человек умеет понимать и несказанное. — Мухтар подмигнул мне.
Айсенем молча прошла к столу и, свалив на него ворох микролент, ушла.
Я горячо пожал Мухтару руку.
— Поздравляю! Очень хорошая девушка.
— Хорошая-то хорошая, да немного ревнивая.
— Как так?! — удивился я.
Мухтар молчал, о чем-то размышляя. Я истолковал это по-своему:
— Значит, ее подозрения обоснованны?
— Да не совсем… — промямлил он.
— Как же тогда понимать тебя?
Мухтар снова промолчал. И я понял: у него есть секрет, который он не хочет открыть.
Вскоре мы пришли к коттеджу Мухтара. Дом стоял на берегу широкой реки — ответвлении Казахской Оби, как назвали географы новый водный поток, повернутый в Закаспий. Вокруг коттеджа был разбит сад. На газонах рдели экзотические цветы.
— А вот там, — и Мухтар показал на уютный домик, ослепительно белый на фоне леса, росшего в излучине реки, — живет Айсенем.
— Выходит, невеста по соседству? — пошутил я.
Мухтар улыбнулся и нажал кнопку на панели входа. Мягко раздвинулись створки, и мы вошли в холл, затем в большую комнату, Из которой еще одна дверь вела, очевидно, в смежную. Я пытался открыть эту дверь, но она не поддалась. Автоматика, что ли, заблокирована?
— А ну открывай, Сезам, — обратился я к Мухтару. Тот выжидательно наблюдал за моими действиями. — Или там у тебя ханская казна?
Мухтар принужденно усмехнулся:
— Пошли-ка лучше на кухню. Вместе плов сварим.
«Все ясно, друг Мухтар, — подумал я. — Ты что-то скрываешь».
Придя в кухню, мы принялись за дело. Я начал чистить овощи, а Мухтар — рубить баранину. Спустя несколько времени я с наигранной обидой сказал:
— Говорят, у настоящих друзей нет секретов друг от друга. А ты что-то скрываешь, верно?
Тоном, каким успокаивают малое дитя, Мухтар ответил:
— Никакой особенной тайны нет. Есть проблема, над которой потею не один год.
— Что за проблема?
— Характер проблемы определят результаты, — уклончиво сказал Мухтар. — Они еще неясны… В общем, за дверью — моя личная лаборатория. Конечно, я оборудовал ее с разрешения ученого совета. Так надо было.
Я был крайне удивлен.
— Ну что ж… Если так, я рад. И все же, надеюсь, ты скажешь мне.
— В любознательности ты перещеголял даже Айсенем, — улыбнулся Мухтар.
— А что… она тоже?
— Надоедала похуже тебя. Я ведь говорил, что она ревнива?… В одну из ночей она пришла ко мне — как раз в момент «экспериментум круцис».[1] Автомат двери, как всегда, был заблокирован мною. Когда я приоткрыл створку — Айсенем едва не прошмыгнула у меня под рукой. Пришлось остановить… Она возмутилась:
— Что там у тебя? Я хочу взглянуть!
— Да ничего интересного.
— Так ли, милый? Тогда, открой.
— Нет, дорогая Айсенем.
— А?!
— Очень прошу, не сердись на меня. Там лишь приборы. И больше ничего.
— Которые нельзя показать любимой девушке? — насмешливо протянула Айсенем, — Ложь!.. — И ее карие глаза засверкали гневом. — Кого ты скрываешь здесь?
От ее кулачков, которыми она яростно колотила в дверь, коттедж заходил ходуном.
— Ах, даже так? — сказал я. — Не пустил невесту?! Ну, знаешь…
— Да разве женщины способны хранить секреты? — Мухтар сделал вид, что страшно рассердился.
И я оставил его в покое.
Плов сварился, мы накрыли круглый столик в большой комнате и с аппетитом поели.
Когда я убирал посуду, мой взгляд упал на дутар, прислоненный к этажерке с книгами. Я взял инструмент и протянул его Мухтару:
— Ну-ка, друг, сыграй что-нибудь из того, что исполнял в студенческие годы.
Мухтар как-то по-особенному взглянул на меня:
— Лучше я сыграю мелодию, которую ты никогда не слышал.
Он настроил дутар и начал играть. Сперва мелодия звучала глуховато. Потом, набирая темп, стала разливаться полноводной рекой. Журчащие потоки звуков хватали меня за сердце, а порой ласково-печально омывали его. Минорный оттенок мелодии нарастал, ширился, зазвенели тоска и плач, безысходная грусть… Они рождали во мне волну новых, неизведанных ранее эмоций. Мухтар с закрытыми глазами раскачивался в такт мелодии, словно заклинатель духов. Его пальцы мелькали с неуловимой быстротой, свидетельствуя о незаурядном мастерстве исполнителя. Все мощнее, полнозвучнее лилась мелодия… Не помню, сколько она длилась, — я забыл все на свете. И даже не заметил, как умолкли струны.
— Замечательная музыка! — сказал я, с трудом вернувшись к реальности. — Кто ее написал? У кого ты научился?
Мухтар неопределенно усмехнулся:
— У одного здешнего аксакала. Это старинная мелодия Хорезма. Она звучала еще во времена сельджукских султанов и хорезмшахов. Говорят, она состоит из семидесяти двух мотивов. То, что играл я, — лишь кусочек, дошедший до нас.
Он немного помолчал и вдруг сказал:
— Приоткрою тебе кусочек и моей тайны… Если проблема получит разрешение — могут вновь родиться на свет потерянные мелодии Хорезма.
— Ты меня запутал, — признался я. — По какой же отрасли знания твоя работа? Медицина или музыка?
— Все вместе… — тонко улыбнулся Мухтар.
Он встал с диванчика, опять странно поглядел на меня я сказал:
— В общем, слушай… Как историк и знаток философии, ты, наверно, согласен с постулатом: «Вещи, вещество не исчезают, а переходят из одной формы в другую».
— Да, примерно так это звучит.
— Однако долой абстрактные дефиниции! Проще говоря, возьмем воду. Ее можно превратить в кислород и водород, то есть перевести в невидимую и неосязаемую руками человека форму. При желании воде можно придать первоначальный вид — жидкого, так сказать, полимера. Физика давно это умеет… А я надеюсь, что и биология станет вровень с физикой.