Докеры переодевались на месте. Они разоблачались до нижнего белья – предпочитали не рисковать и не вносить свою одежду в зараженное помещение. Некоторые избавлялись даже от нижнего белья. Бугго последовала общему примеру и нырнула в костюм голышом.
Как странно выразилась вчера Оале Найу: «Вы можете не стыдиться моей одежды, потому что на родной планете я считалась красивой». Костюм действительно хранил какие-то черты Оале и отчасти передал их своей новой владелице. Красивая женщина – даже если некому оценить ее внешность – держится совершенно иначе, чем дурнушка. И одежда понимает это лучше любого человека.
Бугго никогда не была красивой. Эффектная, эксцентричная, привлекательная – этого вполне хватало и ей, и окружающим. В безликой толпе докеров никто не обратил внимания на то, что у овелэйки сегодня куда более светлое лицо, чем положено. Но потом, когда все лица будут закрыты масками, люди начнут замечать более глубокие вещи: манеру держаться, походку, поворот головы. Костюм, который был Бугго широковат, утопил в своих казенных недрах ее задранное плечо. Хромоту можно объяснить травмой – достаточно время от времени останавливаться и потирать колено. Важно имитировать движения Оале, ее уверенность в своей красоте. Натягивая на лицо маску с коробкой дыхательного аппарата, Бугго яростно внушала себе: «Я – красивая! У меня синяя кожа! Я – красавица!»
У входа уже ругался диспетчер. Рядом топталась тальманша, кислая и всеми недовольная. Это выражение дивным образом передалось ее маске – а еще говорят, что маски обезличивают!
– Давайте, давайте! – диспетчер махал планшеткой.
«Канаха» – пузатый грузовоз – открылась сразу за ангаром, соединенная с ним особым проходом. Вход разгерметизировали на несколько минут, пока все рабочие и тальманша зашли внутрь корабля, а затем снова замуровали.
Включили освещение. Раздалось тихое гудение, и «Канаху» залило безрадостным светом. Совершенно по-иному, незнакомо и как-то тускло выглядела жизнь, отделенная от Бугго стеклами герметичной маски. Все звуки существовали только на фоне хлюпающего сопения дыхательного аппарата. Неужели к этому можно привыкнуть? Бугго дернула углом рта, ощутив клейкое прикосновение к губам и щеке.
Тальманша с планшеткой и шесть грузчиков остались наверху, в проходе. Подогнали и активизировали три низких тележки на автоматическом ходу. Коридор толстым червяком уползал в сторону ангара и разинутой пастью исчезал в его пустоте. Тележки чуть вибрировали – рвались покататься.
Оживилась и зафыркала лебедка. Медленно размоталась ременная люлька на тросе.
Десять человек, в том числе Таган и Бугго, полезли в трюм.
Прикрепленные к переборкам тросами, лежали рулоны бумаги. Большую часть груза уже разобрали. Работы оставалось действительно на день, не больше. Рулоны смотрели на Бугго торцом, точно свернутые во много раз тончайшие улиточьи раковины с пустым глазком в середине.
Сверху спустилась на тросе люлька.
– Задницу рвет перед начальством, – сказал один докер, приподняв морду-маску к отверстию люка. – Они обещали крановщику сверхурочные, если закончим сегодня.
– Вечно им приплачивают, – сказал другой. И негромко выкрикнул, зная, что крановщик все равно не услышит: – Да погоди ты, дай дух перевести!
Лебедка зависла под люком, точно немой укор бездействию.
– Ладно, начали, – негромко проговорил один и вместе с напарником шагнул к стене. Они взяли рулон и потащили к люльке.
Бугго заняла место сразу за Таганом. На люльку грузили по пять рулонов, затем она поднималась; «улов» перекладывался на тележку и увозился в ангар. За эти несколько минут можно было передохнуть. Бугго покусывала губу. Теперь она начала сомневаться в том, что правильно оценила свои силы. Один-два рулона она, в паре с Таганом, может быть, и унесет, но насчет дальнейшего она больше не была уверена.
– Вот дурак, – проговорил рядом с ней невысокий, обманчиво худой докер. – Сунул в пасть агуни, теперь вот жевать придется до конца смены. Из-под маски-то не плюнешь! Вот дурак!
Агуни – слабый наркотик – имел хождение по большей части среди «золотой молодежи» Варидотэ. Он обладал веселящим эффектом. И еще от него случалось расстройство желудка. «Золотая молодежь» называла последнее обстоятельство «бонусом».
– Действительно, дурак, – вежливо согласилась Бугго. Она заметила, что подражает раздражающей овелэйской манере выражаться тихо и спокойно.
Неожиданно Бугго подумала о том, что многое отдала бы за возможность снять перчатки и прикоснуться к этой чудесной шероховатой бумаге, которую они грузят так бесцеремонно. Надо будет прикупить пару рулонов прямо в порту. Естественно, после того, как обеззараживание убьет всех возбудителей болезни. Наверняка в порту, где происхождение груза известно всем и каждому, рулоны пойдут дешевле.
Вчера, перед тем, как заснуть, Бугго несколько часов провела за изучением уставов здешних профсоюзов и способах координации профсоюзных правил и общего законодательства. Бугго отчаянно выискивала способ организовать забастовку. И не глупую, какие иногда закатывают в трюмах от обычного нежелания работать. Она сама не раз ликвидировала подобные мятежи. Будучи пустыми, они легко лопались от одного прикосновения. Нет, требовалась глубоко обоснованная, трижды законная забастовка. Такая, чтоб разбирательство затянулось часа на два. Иначе у нее не будет возможности осмотреть корабль. Обеденного перерыва здесь не будет.
Она только-только приступила к составлению мысленного списка мелких недочетов в организации труда, как опять настала их с Таганом очередь. Они подхватили рулон и быстрыми мелкими шажками приблизились к люльке. Этот рулон был первым. За ним последовал второй, третий… Бугго отвлеклась от гипотетической забастовки – теперь ее больше волновал неприятный хруст в пояснице, который она ощутила.
Басовитый докер поблизости все время пытался почесаться, фыркал, отбрасывал руку и настойчиво рассказывал неизвестно кому:
– Это… Ну вот, и грузим мы, значит, пахательные машины для Лагиди. Там почва дрянь, машины эти тяжеленные. Бригадир сам вскарабкался на кран. А он, сволочь, после обеда хорошо выпил. Но полез. Ну, мне и еще одному, такому Йессе, дали клещи – перекусывать троса, которыми машина крепится. Ну, чтобы потом отогнать ее… А этот пьяный гад опускает машину прямо нам на голову. И сбежать некуда: справа и слева навалены листы железа кучами, а сверху пахалка эта падает. Я увернулся, пролез вперед, слышу за спиной – хруст. Каска йессина хрустит. Все, думаю. Нет, через минуту вылезает из-под машины, каска вся мятая, ругается… Это самое, ну, я… Мы кое-как поперекусывали троса эти, у меня все брюхо потом было в синяках от клещей – я их к животу прижимал…
