Наш современник Никита весело смеялся над наивностью предков. Он был совершенно уверен, что Трефилов учил (вот только кого учил?) вызывать, а затем и материализовать демонов. А также осуществлять обратный процесс. То есть проникать в их измерение человеку. Живому. В преисподнюю, можете себе представить? Проникать и возвращаться, обогатившись невиданными знаниями. Трефилов (похоже, с убедительными фактами в руках) считал преисподнюю не религиозной абстракцией, не духовно-поэтической метафорой, но вполне материальным местом. И даже будто строил механизм для постановки этого дела, то есть движения туда-сюда, на поток. Насчет возможности проникнуть «туда» Никита сомневался, зато «оттуда»… Вызвать беса, подчинить его, подгрести с его помощью под себя толику власти — вот чем собирался он вплотную заняться в ближайшее время, едва лишь окончится его медицинское освидетельствование!…
Сам Гойда находил записки занятными — особенно те пункты, где описывались тайные обряды, подчас весьма колоритные, исполненные животного эротизма, — но не более.
После благополучного получения Никитой "белого билета" связь профессора и бывшего пациента не только не прервалась, но даже укрепилась. Этому способствовала Катюша Возницкая, очаровательная несовершеннолетняя танцовщица и нимфоманка, чью немую в прямом смысле слова благосклонность они делили без капли ревности друг к другу.
"Старый похотливый козёл!" — подумал я брезгливо. А, скорей всего, и произнес вслух. Потому что Гойда споткнулся, нахмурившись, посмотрел на меня и сказал:
— Молодость, батенька, недостаток преходящий. В чём вы, даст бог (Бога вспомнил, тварь! — скривился я), ещё уверитесь сами. А что касательно до похотливости, то не вам меня упрекать. О ваших сексуальных подвигах я осведомлён — некоторые письма, хм… пролистал. ("Подонок, какой подонок!" — простонал я.) И о Юлии Штерн, моей безответно любимой ученице, употребляемой вами за спиной законного мужа, достойнейшего человека, знаю. И о Анжелике Сафиуллиной тоже знаю, — он понизил голос почти до шёпота. — За один намек о вашей связи с которой… кхе-ххе… за один только намёк, повторяю, мой верный телохранитель Ильдар оскопит вас на этом самом месте своим мясницким ножиком… Да и не может пристрастие к чувственной любви служить упрёком мужчине. В каком бы возрасте он ни находился, — добавил Гойда уже обычным тоном.
— Что это вы заговорили о моей будущей старости? — спросил я с всколыхнувшейся вдруг надеждой (слаб всё-таки человек! даже такой отчаянный, как я). - Ведь мне уготована печальная роль наполнителя для "лейденской банки". Обмолвились?
— Да помилуйте, — сказал Гойда. — Причём здесь какая-то "лейденская банка"? Почему вы так неверно истолковали мои слова? Я, напротив, как раз из Вас собираюсь сделать э-э… Люцифера. Из вас, батенька, понимаете?!
Дневник Антона Басарыги. 18 мая, воскресенье.Портрет Артемия Трефилова завораживает. Вспоминаются Гоголь и Уайльд, вспоминаются Козыри принцев Амбера. Смотрю на него, и почему-то представляется разная чертовщина, вроде переселения душ, но чертовщину я от себя гоню. Во-первых, мы схожи внешне, в то время как вопрос о внутреннем подобии остаётся без всякого ответа. Во-вторых, Артемий был известным дамским угодником и родную сторонушку, ища приключений на сво… (хм, хм… в общем, ища приключений), исколесил вдоль и поперёк. Следовательно, сто лет назад ничто не мешало ему провести месячишко-другой в тихом старинном городе Старая Кошма, исконной обители уважаемого старокошминцами семейства Басарыг. И в определённом смысле заделаться предком некоторых ныне живущих (не будем конкретизировать, которых, но заметим — бесконечно симпатичных) представителей этой славной фамилии.
Толкование, конечно, целиком на грани допущений, но вполне, вполне достоверное. Однако меня не удовлетворяет совершенно. Честность девиц и женщин рода Басарыг давно стала нарицательной среди старокошминцев. Только, будьте любезны, не поймите моих слов превратно.
Поэтому я решил посоветоваться кое с кем. Конкретно, с самым серьёзным, самым авторитетным краеведом, топонимом и бытописателем здешних мест, известным в народе как Коля-однорукий. Авторитет он заслужил, печатаясь в уездной (несколько раз и в губернской) прессе со статьями на историческую тему. По-моему, в статьях своих не гнушается Николай присочинить для красного словца (а зачастую так прямо безбожно врёт, хоть святых выноси), но за руку его до сих пор не ловили. Проживает Коля-однорукий в Серебряном. А у моего тестя в Серебряном имеется участок десять соток под картофель и турнепс, крестьянский пот на котором частенько проливает ваш покорный слуга. Поэтому сей уездный Нестор-летописец мне более-менее знаком. Случалось нам даже разок-другой посидеть за мужской степенной беседой у костерка, поесть печёной картошечки да с сальцем, да с огурчиком, да с Колиным выдающимся первачком. О посиделках тех у меня сохранились самые наиприятнейшие воспоминания. Надеюсь, у него тоже.
День с утра выдался ясный, притом выходной, а забот никаких особых не предвиделось. Население Петуховки в основной массе пребывало на стадионе, где гремел районный спортивный праздник. Там были мои жена и тёща, непременные и увлечённые участницы всяких физкультурных мероприятий. Оттуда же недавно пришли тесть с внучкой.
Тесть, он же председатель поселкового совета, открыв соревнования торжественной речью и пожелав спортсменам рекордов, вернулся, дабы переодеться. Ему ещё предстоит попрыгать, поскакать в составе волейбольной команды «Пресс», а в галстуке и штиблетах делать это несподручно.
Взнуздал я своего железного коня породы ИЖ-Юпитер 3М — редчайшей, эксклюзивной масти "deep purple" (хромированные выступающие узлы, ведущее колесо от кроссового байка, большущая тракторная фара, рыжие и жёлтые языки пламени на бензобаке — чем не концепт?), загрузил в коляску две двадцатилитровые канистры с водой да и покатил уж было совсем. Однако меня остановил нежный оклик дочурки-лапушки.
"Папка, далеко ли собрался? Возьми меня с собой", — попросилась Машенька из окошка. Рядом с её светлым личиком маячила окладистая тестева борода поверх радужного спортивного костюма и рыжая Люсьенова морда. "До Серебряного скатаюсь, — сказал я больше для тестя. — Я в пятницу говорил с Анатолием Павловичем Коробейниковым. Он наладился огород лошадкой пахать, так я договорился, чтобы и наш заодно поднял по-соседски. Хочу полюбоваться". — "Дорого ли столковались?" — спросил тесть с подозрением, что уж наверняка слишком дорого. Я сказал. Тесть крякнул: "Эх, Тольша, ну, Тольша! Уж этот своего не упустит". — "Зато и сработает качественно, не чета другим", — пожал я плечом. "Что да, то да, — сказал тесть. — А всё ж таки следовало поторговаться". — "Не умею", — отрезал я. Тесть попыхтел-попыхтел, но смирился. Куда ему деться? В прошлом году он со вспашкой именно Серебрянского участка ой как оконфузился. Подрядил пахать огород одного деятеля на «Беларуси». Так тот, бездельник, такого нам наковырял… пришлось после загонять мотоблок с навешенным культиватором да обрабатывать землицу по новой. Набегались за блоком до усёру оба — как тесть, так и я.
