Григорий Неделько - Неомифы (сборник)

Внезапно центр помещения пришёл в движение. Платформа в форме параллелепипеда поднялась из пола. Там что-то лежало, что-то до боли знакомое.

Он подошёл ближе.

— Не может быть…

Егор протянул руку, но, прежде чем он взял предмет, голос двойника наёмника произнёс такие слова:

— Взяв артефакт, ты не сможешь с ним расстаться, пока не воспользуешься его силой. Ты не сможешь отдать эту вещь, если не затратишь скрытые внутри ресурсы. Отнюдь не бесконечные, но достаточные для того, чтобы изменить. И измениться.

— Что же он даёт?

Голос ответил, и впервые в нём прозвучали нотки эмоций. Что-то тёплое пригрезилось Егору в словах двойника:

— Он даёт то, чего так не хватает людям, — свободу выбора.

Егор, практически не раздумывая, протянул руку и взял с постамента предмет.

Тогда-то мир и исчез в последний раз.

— Где он? — Лаврентий нервно постукивал карандашом по столешнице.

Ещё один заложник артефакта, подумалось Егору. Заложник собственных страстей, фантазий и слабостей.

Ни слова не говоря, наёмник приблизился к столу, сунул руку в карман и что-то достал оттуда. Лаврентий с неописуемым интересом наблюдал за тем, как Егор вытягивает руку, разжимает кулак и нечто звонко бьётся о дерево. Нечто маленькое. Металлическое. До боли знакомое.

— Это… он?! — Лаврентий поднял взгляд и посмотрел на Егора как на умалишённого.

Наёмник молча кивнул.

Лаврентий первое время не знал, что сказать, а затем разразился громкой бранью, так не вязавшейся с его образом.

«Раскрыл свою истинную сущность», — внезапно подумалось Егору.

— Что за хрень? Я спрашиваю, что за дерьмо мне пытаются впарить?!..

Лаврентий продолжал кричать, но Егор уже не слушал. Он развернулся и направился к двери.

— И не жди денег! Меня не проведёшь! За эту чушь я не дам ни… — Лаврентий запнулся, — рубля!

— Мне не нужны деньги. — Вот всё, что сказал Егор. У него не было желания отвечать или объяснять Лаврентию, рассказывать ему о своих приключениях и открытиях, о смертях дорогих людей. Хотелось домой. Отдохнуть, просто отдохнуть. В другой ситуации он бы не отказался от выпивки, но то — раньше, в иной жизни. И даже если ничего не поменялось, для себя Егор сделал выбор. А обманул ли его инопланетный посланник или нет, время покажет.

Но вот Лаврентий, кажется, так ничего и не понял. Даже когда увидел металлическую монетку достоинством один рубль на столе.

Закрыв за собой дверь, из-за которой не стихала гневная брань нанимателя, Егор спустился вниз и вышел в вечерний город. Осмотрелся, поёжился — и пошёл туда, куда звал его беззвучный глас. В мир. Мир звал его.

(2013 год)

Ваське, курчавому рыжеволосому весельчаку, целиком оторвало ногу, и он скончался на месте от потери крови. В том бою мы удерживали Джонов на подступах к продовольственным складам. Днём ранее, по указанию сверху, была пущена деза, что к нам приехали два грузовика с продуктами. Войска противника выждали паузу: надо думать, проверяли информацию. А посреди ночи, в разгар похожего на водопад ливня, атаковали силами с перевесом вдвое.

Наших полегло больше половины, в том числе мой лучший друг Васька Спицын. Снаряд с лазерной системой автонаведения нашёл его в окопе. Я видел , как Спицын уголком зрения выхватил крутобокий металлический шар. Не хватило времени хоть что-то предпринять. Нырок, касание поверхности, взрыв — и плоть с кровью, разлетающиеся по окопу. Лёху задело осколками, слегка. В разум Гены, нашего врача, мгновенно поступил сигнал о ранении. Медик кинулся к Лёхе. Отчего не попытался спасти Ваську? Считал, что рана слишком серьёзна? Или причина в ином? Тот ближе, а этот дальше… Просто спасал первого попавшегося… Если бы врач помог Спицыну, Васька мог выжить. Тогда как пара мелких кусков, засевших в боку, не представляла для бугая Лёхи смертельной угрозы.

Продолжение той ночи я узнал из рассказов очевидцев, потому что бился в агонии. Безногий, истекающий кровью сосед валялся ничком. Внезапный ливень опрокидывал с неба тонны воды. С навесами мы не предугадали, а после нападения стало некогда. Природа точно бы заранее хоронила Спицына, топила в жидкости, из которой все мы появились. Друг не водил в припадке рукой, ища упавший трилазер, не кричал, не стонал. Его восприятие, как и моё, застопорилось. Картину мира будто залили багровой краской. Слепота, темнота, тишина. И колоссальная боль. Вместо ноги словно воткнули кручёным концом вверх огромную дрель, что работала без остановки. Я потянулся — то ли рефлекторно, то ли сознательно — к лежащему в грязи Ваське. Упав мордой в лужу, почувствовал, что захлёбываюсь. Наступил болевой шок. Выносливость, храбрость, терпение и другие важные для солдата качества вмиг потеряли смысл. Применить их или передать собрату по разуму, да что там, подумать о чём-либо — непосильно.

Чьи-то руки подняли меня, ударили по щекам, приводя в сознание. Не стихали предсмертные хрипы солдат и их соседей . А может, слышалось? Краска багрового цвета к тому моменту растеклась от края до края, погасив зрение. Ещё секунду или две я сопротивлялся беспамятству, после чего отключился.

Битву Джоны прекратили, едва прочухали обман. Бросили недобитый вражеский полк, чтобы защитить радиобашню, ради которой затевалась наша операция. Не получилось: пока разворачивалась баталия, с башней разобрались диверсанты. Проникли на территорию, тихо ликвидировали постовых, заложили и рванули заряд. Из казармы повалили Джоны. Засвистели переносные лучемёты, исполосовывая густую черноту лиловым. Диверсанты были далеко, да и скрыться среди негустого, но холмистого леса проще. Тем не менее, одного достал снайпер с вышки. Раздробил со спины позвоночник пулей из всепогодной многофункционалки. «Рана, не совместимая с жизнью», — так написал в рапорте командир диверсионного отряда, объясняя, почему добил парня.

Пробуждение выдалось рваным, ныла каждая частичка тела. Я пошарил мутным взором по палате. Пыльные белые занавески, бесшумные аппараты диагностики и искусственного дыхания, перебинтованные больные. В нос шибал резкий запах медикаментов. Жёг глаза свет.