Потом сел аккумулятор в мобильнике.
На рассвете улицы заново ожили, новые люди потянулись под небо — кто с собакой, кто с кошелкой, кто с портфелем под мышкой. Крокодилу стало легче дышать: утром на людях лежала надежда, как светящаяся пыльца. Он видел веру под напластованиями заблуждений. Он видел настоящую любовь, искреннюю благодарность, тысячи разных привязанностей. Стоя у пустого дома, предназначенного под снос, он смотрел на старый вазон, забытый на балконе, и засохшее растение в вазоне; и балкон, и два окна над ним хранили следы длинного счастья.
А потом взошло солнце, и люди приободрились еще больше. Крокодил стоял на углу, держась за железный столб со знаком «Пешеходный переход». Крокодил смотрел на людей, часто мигая; в свете новой надежды сделались различимы контуры человеческого образа — эскиза, проекта, первоначальной идеи. Годы жизни среди материи отяготили идею многослойными напластованиями, но в свете надежды она была различима, и люди шагали вокруг Крокодила, будто в хрустальных доспехах, в серебряных экзоскелетах.
«Я сойду с ума, — думал Крокодил. — Либо уже сошел.
«Как мне хочется посмотреть на себя, — думал Крокодил. — Но я зажмурюсь, если поднесут зеркало».
Он вернулся домой за полдень. Молодая соседка, встретив его у лифта, отшатнулась; Крокодил отшатнулся тоже. Соседка была затянута в непробиваемый эгоизм, как в костюм химзащиты.
Он вошел на кухню, не снимая мокрой обуви, и включил телевизор на холодильнике. Из глубины экрана глянул, улыбаясь, холеный человек, увитый ложью, как желейной лианой. Крокодил выключил экран и уронил пульт.
Раскатились по ламинату круглые батарейки.
Он снова набрал Светкин номер.
— Алло? — сказал далекий голос со злыми капризными нотками.
— Света, — он не поверил своему счастью. — Это Андрей. Что у тебя? Что случилось с малым?
— Строганов? — трубка чихнула. — Ты откуда?
— Из дома…
— Придурок, у меня столько бабок сожрет за входящий!
— Что у вас случилось? Как Андрюшка, он здоров?
— Засуетился, папашка, — голос женщины скрежетнул. — То месяцами не звонишь, то вдруг проснулся… Я тебе дозвониться не могла! Все время занято!
— Что случилось?!
— Уже ничего!
И Светка дала отбой.
Он перезвонил трясущимися руками:
— Света, что…
— Да не звони мне больше! Потеряли малого в аэропорту, Витька мне тут наговорил фигни всякой, что это, типа, похищение, а малой нашел бесплатную приставочную игру и завис… Пороть его некому! И не звони мне больше, мейл есть, пиши, если припечет…
И связь закончилась.
Крокодил посидел, сгорбившись, глядя на мокрые ботинки.
Развилка. Вилочка. В прежнем варианте будущего он и не думал никому звонить ночью — и Светка сама ему дозвонилась, в истерике. А что он мог сделать, если сын пропал в аэропорту где-нибудь в Лондоне, в Мюнхене… В каком хоть городе?!
В прежнем варианте будущего он, вероятно, мучился всю ночь, пил коньяк и закусывал анальгетиками. Потом дозвонился до Светки, и та, чихая и злясь, сообщила бы, что мальчишку уже два часа как отыскали.
В новом варианте будущего события почему-то сдвинулись на несколько часов. Почему-то Светка позвонила позже, а поскольку он набирал номер, как попка, всю ночь — Светка не смогла пробиться к нему на мобильный. Вилка…
Откуда? Почему?
Ну и дурак этот ее новый… Витька. «Похищение», как же. В аэропорту. Придурок…
Ботинки стояли на полу в двух овальных лужах. Крокодил пошевелил пальцами ног; ступни замерзли и почти потеряли чувствительность. На мягкой травке Раа он отвык от холода…
Но никакого Раа не было. Это будущее, которое не сбылось. Еще одна вилка, побольше.
Он с трудом развязал заскорузлые шнурки. Стянул ботинки и бросил посреди кухни. Стянул мокрые носки. Прошел в ванную, включил свет, перегорела лампочка; в зеркале был виден только темный силуэт.
Вот и все. Он готов был бежать на край света, сражаться, добиваться, рисковать, доказывать, спасать; «засуетился, папашка». Вот и все; на Земле он не нужен ни единому живому существу. Welcome back.
И уже через несколько месяцев, а может, дней он узнает, почему захотел мигрировать. Получит информацию, которую так и не смог выдоить из Бюро. А — катастрофа, Б — болезнь, В — что-то третье…
— Мы здесь по праву, — желчно сказал он себе. — Мы здесь по праву, какие мы, такое и право…
Издалека, в такт стуку крови в ушах, пришел сперва ритм, а потом мотив: «Это наше право. Мы здесь по праву. Жены рожают детей — по праву. Учитель растит росток — по праву. Мы здесь по праву».
Человек — свой хозяин. Человек не позволяет обманывать себя. Человек видит то, что есть, а не то, что хотелось бы.
— Человек не позволяет обманывать себя, — сказал Крокодил громче. — Человек хозяин мира… Он берет ответственность…
Он покачнулся и ухватился за край раковины, чтобы не упасть.
…Да ведь это лежит на поверхности. Что же ты, Андрей Строганов. Еще когда Аира вводил тебя в курс дела накануне похода, ты должен был открыть рот и сказать: да ведь ясно как божий день.
Мир Раа был создан совершенным. И одновременно жизнеспособным. Он должен развиваться и не развиваться. Пребывать вне страха — и оставаться свободным Возможно, это входило в замысел Творца, а может, Он не ломал себе голову над деталями — просто задал граничные условия. И вот — поросший материей, утонувший в материи идеальный мир запутался в противоречиях, разрешая их, пережил Смерть Раа.
Лежащая в основе идея, как электрон, скакнула на новую орбиту, но осталась электроном — собой. Не «будь человеком», а «будь больше, чем ты есть». Не «живи вне страха», а «знай, ради чего живешь». Не «забудь о смерти», а «преодолевай смерть». И кто — или что — несет эту идею жителям Раа?
Проба — вот единственный настоящий смысл на Раа. Естественный, единственный стабилизатор. Но восемь стабилизаторов на спутниках, когда-то спасшие этот мир, теперь убивают его; пациент, давно отрастивший новые легкие, принудительно содержится на искусственной вентиляции. Человек, давно укрепивший ноги, прикован к инвалидному креслу. Да взорвите эти спутники, разорвите договор с Бюро, отключите стабилизаторы — и вместо новой Смерти Раа придет новая жизнь!
Он понял, что стоит посреди комнаты со штанами в руках. Да, но почему раньше-то баланс на Раа не был нарушен, хотя стабилизаторы на орбитах — с незапамятных времен, со времен возрождения Раа?
А в стабилизаторах ли дело?
Его трясло, белая кожа напоминала об ощипанных гусях. Все, что он понял — понимал — в эту минуту, было настолько очевидно, что от стыда горели уши. Ведь Аира, Шана, да и сам Крокодил — не самые глупые люди. Почему они не догадались?
