Джимми вопросительно взглянул на него. Гибсон откашлялся:
– Рано или поздно все узнают, но пока что не говорите никому. Я хочу остаться.
– Вот тебе на! - воскликнул Джимми. - Это… это правильно.
Гибсон подавил улыбку.
– Значит, правильно?
– Ну конечно! Я бы сам хотел.
– Даже если бы Айрин уехала на Землю? - сухо спросил Гибсон.
– Это нечестно! А на сколько вы остаетесь?
– Сам не знаю. Начать с того, что мне надо приобрести профессию.
– Какую профессию?
– Несложную, по моим силам. Вы можете что-нибудь придумать?
Джимми замолчал и сосредоточенно нахмурился. Гибсон не мог понять, о чем он думает. Грустит о скорой разлуке? За последние недели сложности их отношений рассосались. Они достигли равновесия чувств; это было приятно, но для Гибсона маловато.
– Боюсь, ничего не придумаю, - сказал Джимми. - Конечно, вы могли бы занять мое место… Да, кстати. Я вчера слышал в управлении одну штуку. - Он перешел на шепот и перегнулся через стол, как заговорщик;
– Вам известно о проекте «Заря»?
– Нет. А что это такое?
– Сам хочу узнать. Что-то очень секретное.
Гибсон насторожился.
– Я задержался в картотеке. Сижу себе, разбираю карточки, а тут входят Главный с мэром. Они не знали, что я там, и громко говорили. Я не хотел подслушивать, ну, сами понимаете… Вдруг мэр Уиттэкер говорит (кажется, я точно запомнил): «Что бы ни случилось, Земля нам оторвет голову за проект "Заря". Даже если все кончится удачно».
Главный так это усмехнулся и сказал, что победителей не судят. Больше я не слышал, они ушли. Что вы об этом думаете?
«Проект "Заря"»! От этих слов у Гибсона забилось сердце. Несомненно, тут замешаны те маленькие купола, но это еще не объясняет слов Уиттэкера. А может, объясняет?
***
Выступление Гибсона в роли частного сыщика не увенчалось успехом.
После двух довольно неуклюжих попыток он понял, что в лоб действовать нельзя. Сперва он отправился к бармену Джорджу, который знал все и вся и служил для Гибсона ценным источником информации. Но на этот раз пользы от него не было.
– Проект «Заря»? - переспросил Джордж удивленно. - В жизни не слышал!
Он был хороший актер, и трудно было сказать, врет он или нет.
Разговор с редактором местной газеты оказался ненамного плодотворней. Обычно Гибсон старался не попадаться Уэстермену на глаза (тот требовал от него статей), и потому оба сотрудника редакции с некоторым удивлением взглянули на посетителя.
Вручив редактору несколько машинописных копий в виде трубки мира, Гибсон расставил ловушку.
– Собираю материал о проекте «Заря», - небрежно бросил он. - Скоро его рассекретят. Хочу все подготовить к тому времени.
Наступило гробовое молчание. Наконец Уэстермен сказал:
– Я думаю, вам лучше поговорить с Главным.
– Не хотел бы его беспокоить, - невинно бросил Гибсон. - Он так занят…
– От меня материала не ждите.
– Другими словами, вы ничего не знаете?
– Если хотите. На Марсе вам могут быть полезны человек пятьдесят, не больше.
Сведение, не лишенное пользы…
– Не принадлежите ли вы, часом, к их числу? - поинтересовался Гибсон.
Уэстермен пожал плечами:
– Я смотрю в оба и строю свои предположения.
Эта беседа по крайней мере подтвердила две вещи: проект действительно существовал и содержался в строжайшем секрете.
Оставалось, следуя примеру Уэстермена, смотреть в оба и строить предположения.
Гибсон решил прервать на время розыски и зайти в биофизическую лабораторию, где в качестве почетного гостя проживал Сквик. Марсианин благодушно сидел на задних лапах, пока ученые совещались в углу, чему бы еще его подвергнуть. Завидев Гибсона, он взвизгнул от радости и поскакал по комнате, свалив по дороге стул, но счастливо обходя более дорогие приборы. Стая биологов смотрела на эти проявления чувств с некоторым раздражением. Вероятно, они не совпадали с их взглядами на психологию марсиан.
– Ну как? - спросил Гибсон, высвободившись из объятий Сквика. - Определили степень его развития?
Ученый почесал за ухом.
– Странный он. Иногда нам кажется, что он над нами издевается.
Понимаете, он совсем не похож на своих родичей.
– В чем же?
– У других мы не заметили ни признака эмоций. Любопытства они лишены начисто. Если их не трогать, они не обращают на вас абсолютно никакого внимания.
– А если трогать?
– Отмахнутся, как от любого препятствия. Если могут, просто уйдут.
Понимаете, что бы вы ни делали, их невозможно вывести из себя.
– Хороший характер? Или просто глупые?
– Я бы сказал, ни то ни другое. У них очень долго не было врагов, и они не могут себе представить, что кто-нибудь желает им зла. Сейчас они, по-видимому, живут привычкой. Жизнь у них тяжелая, они не могут себе позволить такую роскошь, как любопытство и прочие чувства.
– Как же вы объясните его поведение? - спросил Гибсон, указывая на Сквика, который шарил по его карманам. - Есть он не хочет, я ему предлагал. По-видимому, чистая любознательность.
– Может быть, они проходят такую фазу в детстве. Вспомните, как отличается котенок от кошки или ребенок от взрослого.
– Значит, когда Сквик вырастет, он будет как все?
– Может быть; а может, и нет. Мы не знаем, в какой мере он способен усваивать новые навыки. Например, он очень легко находит выход из лабиринта - если захочет, конечно.
– Бедный Сквик, - сказал Гибсон, - иногда меня грызет совесть, что я увел тебя из дому. Что ж, ты сам виноват. Пошли гулять!
Сквик немедленно запрыгал к двери.
– Видели? - воскликнул Гибсон. - Он меня понимает.
– Ну, собака тоже понимает приказы. Может быть, и это привычка. Вы его каждый день уводите в одно и то же время. Могли бы вы привести его через полчасика? Мы хотим сделать энцефалограмму.
Жители Порт-Лоуэлла уже привыкли к виду странной пары, и толпы больше не собирались на их пути. После уроков Сквик обычно принимал юных поклонников, которые хотели с ним поиграть, но сейчас было еще рано, и дети томились в заточении. Когда Гибсон с приятелем вышли на Бродвей, там не было ни души; но вот вдалеке показался знакомый силуэт. Хэдфилд обходил свои владения, как всегда, в сопровождении двух кошек.
Топаз и Бирюза в первый раз встретились со Сквиком; их аристократическая выдержка чуть не изменила им, но они постарались это скрыть и, натянув поводки, скромно спрятались за спину Хэдфилда. Сквик же не обратил на них ни малейшего внимания.
– Настоящий зверинец, - улыбнулся Хэдфилд.
