Пол Андерсон - Восставшие миры. Зима мира. Сломанный меч [Авт. сборник]

Так начался и закончился этот вечер. А в часы между его началом и концом, собравшиеся жадно слушали его рассказы о Материнском океане. Вопросы сыпались со всех сторон, были остры и больше всего напоминали шквальную стрельбу из луков.

Кроме него здесь было еще двое гостей, мужчина и женщина — курьеры с разных маршрутов, оставшиеся здесь на ночь. Из их рассказов он понял, что почтовая служба тоже была организована отдельными личностями, причем приносила немалый доход. Очевидно, она охватывала всю территорию этих народов и действовала быстро и надежно.

…Гибкая изобретательная Корэй подарила ему радость, хотя это был не тот восторг, который доставляла ему Дония. Она уснула, свернувшись у него на руке, а он еще долго не спал, всматриваясь в темноту и пытаясь разобраться в этом народе. Они не были дикарями. Конечно же, они не были дикарями. Тогда какое же место они занимали в великом хаосе?

В судоходной части реки Югулар, в нескольких милях южнее мощного, но коварного притока Бизон Ривер, лежал Фулд, самый северный из торговых портов Арванета. Выше по течению русло Югулар было сильно загромождено камнями, которые сносило сюда во время зимних паводков. Летом, когда вода спадала, камни увлекало на юг. Сидир стоял на веранде особняка и смотрел, как поток врезается в перекаты, разбиваясь в бело-зеленые брызги. Какой бы мелкой на была эта река, она была опасна для солдат имперской армии — лишь немногие из них умели плавать.

Дом стоял на высоком левом берегу. Он был построен в южном стиле из привезенной с юга древесины и кирпича и окружен небольшим двориком. На фоне остроконечных крыш, на которых снег не держался, хотя его здесь и было не так уж много, дом выглядел нелепо. Сад при доме был беден, комнаты, хотя и просторные, казались промозглыми и неуютными. Сидир всегда удивлялся, почему строители дома не построили его по подобию местных зимовий, которые, по свидетельству бывавших там людей, были очень уютны. Затем пейзаж полностью овладел мыслями полководца, и он подумал, что строители, скорее всего хотели, чтобы дом как можно больше напоминал им о родине.

Внизу, вдоль пристани, тянулись мастерские, бараки, таверны, там же стоял «Вейрин». Баржи и буксиры каравана бросили якоря в коричневых водах реки. На другом берегу виднелась железнодорожная станция, куда с запада приходили товары для Рогавики. Приходили, пока сюда не пришел он, Сидир. В миле от поселения были разбросаны пикеты, купола палаток с развевающимися над ними знаменами, заслоны из фургонов и составленных вместе повозок, образующие заслоны, пушки. Там жили его отборные воины, баромьянская конница, отборная рагидьянская пехота, стрелки и оружейная прислуга, чье мастерство во всем мире считалось непревзойденным. Он привел их сюда и поведет дальше.

Однако в этой стране они казались затерянными. Здесь холмы сменялись долинами, высокая трава — короткой, леса почти не было, лишь изредка попадались небольшие рощицы. И все это непонятным образом удлиняло расстояния и делало этот край еще более чуждым. Сегодняшний день был прохладным, краски его были бледны. По небу стального цвета неслись черные клочья туч, порывы ветра приносили одинокие капли дождя, больно секущие кожу.

Инил ан-Гула указал пальцев в сторону реки.

— Да, — произнес он — вы правы, река образует здесь границу. К востоку от нее живет народ Улгани, а к западу — Гервара.

Гервар… Дония. Сидир стиснул зубы.

— Но это исключение, — продолжал Инил. Это был морщинистый желтокожий мужчина небольшого роста, зияющий жизнь в основном по книгам и откровенно напуганный войной. Несмотря на это он не мог отказаться от беседы с человеком из цивилизованного мира. — Как правило, территории семей не имеют четкой границы.

Эта фраза пробудила в Сидире воспоминания. Он старался понять северян, использовал для этого любую возможность, все время расспрашивал про них у Донии, и все время ему казалось, что главное ускользает от него. Он никогда не был уверен, что хотя бы начинает правильно понимать их.

— Да, но я слышал, что племена отстаивают свои земли с одержимостью фанатиков, — сказал он.

— Это так, это так, Главнокомандующий. Именно поэтому Империя и совершает непоправимую ошибку.

Сидир досадливо отмахнулся.

— Фанатики похожи на сухие палки. Они не гнутся, они ломаются, и заново их уже не составишь.

— Рогавика — совсем другое дело. У них нет лидеров, которых можно было бы вынудить заключить с нами мир.

— Я знаю, что лучше для нас. У людей, живущих изолированно друг от друга, отсутствует взаимная поддержка, та паутина долга и сознания, тот страх прослыть трусом или быть наказанным за предательство, что заставляет организованные группы сопротивляться. — Сидир вспомнил об инцидентах в низовьях реки — сведения о них приносили ему быстроногие курьеры — засады в кустах, удары ножом среди ночи, замаскированные ямы с острыми кольями на дне, засыпанные колодцы, подброшенный в лагерь глиняный горшок, полный гремучих змей… — Я не отрицаю, что они опасные и коварные враги. Но опасны они лишь тогда, когда у них появляется возможность ударить исподтишка. Я предпочел бы, чтобы они были глупцами или использовали общепринятые методы борьбы. Но даже если они будут действовать по-прежнему, мы возьмем их по частям. Мы примерно накажем одних, чтобы остальные знали, что их ожидает. А пока Фулд будет должным образом охраняться.

— Надеюсь, вы правы, — вздохнул Иннл. — Но, извините меня за дерзость, из ваших слов следует, что вы совершенно не разбираетесь в их характере.

— Я ценю дерзость. — Сидир выдавил улыбку. — Ложь и лесть не просто бесполезны, они вредны. — «Неужели Дония лгала мне, — подумал он, — или я просто не сумел понять, что она пыталась объяснить? Неужели ее любовь ко мне была фальшивой, или же она просто наслаждалась мною таким, каков я есть? Конечно, когда она обратилась ко мне за помощью, это было не рассчитанное предательство, а акт отчаяния. Что же я сделал не так, Дония?»

— Тогда объясни мне, — попросил он. — Как, ты говоришь, племена определяют свои территории?

— Во-первых, Главнокомандующий, это не племена, — ответил Инил. — И не кланы. Наше слово «семья» лишь приблизительно соответствует их слову «рорскэй!». Семьи внутри такого «рорскэй» имеют тенденцию заключать смешанные браки, но это не обязательно. Это лишь результат соседства. В этих смешанных браках муж входит в семью жены — без всяких там церемоний, глубокие чувства, может быть, вообще отсутствуют, хотя один Бог знает, какие чувства жители Рогавики считают важными для себя. За двадцать пять лет торговли с ними я так в этом и не разобрался.