Поэтому Минни Тауэр сделала совершенно противоположное. Главное предложение прозвучало. Семя брошено. Скоро Валле начнет раскаиваться. Тогда позиции поменяются. А пока… Она встала, сухо и вежливо попрощалась — и ушла, весело насвистывая.
Узник недоуменно посмотрел ей вслед, потом перевел взгляд на серую бетонную стену камеры.
***
В стене камеры торчал чуть-чуть приржавевший, но на вид еще крепкий, железный крюк толщиной в палец. Андрей Норвежец вполне мог дотянуться до крюка, однако сил не хватало даже плотно сжать его пальцами — не говоря уж о том, чтобы согнуть или сломать. В отличие от Александра Валле, с Норвежцем в плену не церемонились. Камера, правда, была точно такая же: бетонный пенал с одним окном, биотуалет в углу и топчан. Но обращались с Норвежцем куда жестче; перенес Андрей и карандаш между пальцами, и удары молотком в грудь, и щипки плоскогубцами за разные места. И всякие другие весьма болезненые процедуры, после которых как будто ничего не было сломано, и даже можно было ходить. Вот только что-то совсем не хотелось. На допросах пленника как раз не обижали: смысла не было. Вкалывали несколько кубиков особой сыворотки, и слова сами рвались наружу, только успевай записывать. Гораздо хуже были коридоры от допросной до камеры. Норвежец буквально на своей шкуре прочувствовал, как велика разница между солдатами линейных частей, каждый день подставляющими голову под пули, а потому иногда способными хоть немного пожалеть пленника или представить себя на его месте — и тыловиками, пьяными именно безнаказанностью.
Тем не менее, сдаваться Норвежец не собирался. Он лежал наискось топчана — как приволокли и бросили. Морской король думал. Где он находится, Норвежец уже знал: в цитадели Кога-рю, на севере Железного Кряжа, на крайнем северо-востоке обитаемых земель. Андрей вспомнил, как удивился, попав сюда: камеры, комната допросов и пыточная в цитадели Кога-рю оказались выстроенными капитально и надежно.
По-настоящему.
Андрей впервые задумался о том времени, в которое вся Арда увлеченно играла. Действительно ли игровые войны давали разрядку от жестокости, а не провоцировали ее? В конце концов, и любимые Норвежцем викинги Темных Времен совершали немало черных дел. Тех же пленников, например, нисколько не щадили. Но в сознании Андрея четко и навсегда сидело убеждение: Игра не равна жизни. Мы не живем в Темных Веках, и не обязаны ломать мышление и душу под бытовавшие тогда представления. Мы живем здесь и сейчас; а оружие у нас все-таки игровое. Поэтому-то для своих команд большинство игроков Арды брало только светлую сторону прошлого. Оказалось, и темная сторона тихонько вползала следом!
Только теперь Андрей понял, почему и Тейчи, и Боярин, и даже Роланд, как ни провозглашали атмосферу полного погружения в реконструируемое время — тем не менее, так и не приняли в свою компанию Тангена и его команду ниндзя Кога-рю. Даже когда империя Лесника прижала Уникорн к самой Великой Реке, и посланец от Кога несколько раз предлагал совершить игровое покушение на Лесника, Всадника или Гимли. Наверное, среди рыцарей Единорога, самураев-подводников Тейчи, червленых щитов "Червленые щиты" — личная гвардия Боярина, "Старшая дружина" команды Рось. Носили буро-красные миндалевидные щиты, по которым и прозваны. Боярина, отыскался минимум один человек, ответивший Тангену знаменитым изречением: "Такой ценой не нужны мне ни победы, ни слава!" И Андрей Норвежец еще раз подумал, как же прав оказался Красильщик Сэпли, самым страшным грехом почитавший чрезмерное увлечение Игрой.
Затем пленный викинг вернулся к размышлению о собственных проблемах. День или полдня назад — считать часы Андрею было нечем; будили его когда попало, и спал он в любой свободный миг, так что точную дату установить было нельзя — тюремный врач приказал дать узнику трое суток отдыха. Предполагалось, что иначе Норвежец не выдержит предстоящей перевозки в Осгилиат и передачи военному суду Дома Куриту. Серьезные увечья на неопределенный срок откладывались. Можно было подумать хотя бы о ближайшем будущем.
Казалось совершенно очевидным, что сбежать из могучей крепости в собственном обличье и тюремной пижаме невозможно. Если тюрьма построена профессионально — а теперь Норвежец не сомневался, что так оно и есть — даже охранника не выпустят за ворота без обыска и удостоверения личности. Совершая попытку побега, Андрей в лучшем случае выигрывал шанс погибнуть от выстрела, а не связанным. Но если бы Норвежца пугала смерть в бою, то в далекой молодости он не пошел бы служить спецназовцем; да морским королем его вряд ли прозвали бы. Чем чаще Норвежец рисковал, чем ближе подходил к черному бессветному провалу, тем больше любил и ценил жизнь. А делать чтонибудь Норвежец всегда почитал лучшим, чем дожидаться, пока кто-нибудь решит твою судьбу за тебя.
В полном соответствии со своим характером и всей военной подготовкой, Норвежец решил предпринять попытку побега сразу же, как только сумеет отломить крюк и превратит его в оружие. Конечно, был риск, что охранник заметит возню через глазок и выпишет тройную дозу проблем. В камере могли найтись и объективы системы слежения. Но Андрей не собирался возиться с крюком просто так. Прежде всего, если он найдет объективы, то внаглую залепит их смесью слюны и пыли. Если его заставять очистить глазки, то выдадут местоположение объективов, тогда придется что-нибудь придумывать заново. Надзирателя же следовало приучить, что пленник буянит, орет, стучит в камере и колотится о дверь без всякого повода. Тогда, даже заслышав подозрительные шорохи, охранник попросту поленится подойти проверить. Конечно, тюремщики тоже не дураки, могли и к кровати приковать. Но в этом случае Норвежец собирался изображать припадки или удушье до тех пор, пока его не освободили бы. Или не случилось бы что-нибудь еще. Других выходов все равно не было: в маленькое окошко камеры могли протиснуться разве что тонкие лучи закатного света.
***
Лучи закатного света озаряли степь, и от каждого всадника протянулась длинная, смешно перебирающая ногами, тень-кентавр. Далеко-далеко у горизонта облавная цепь заметила роботов, но никто не попытался воспользоваться для связи игровым паспортом или спутниковым телефоном. Хватило двух минут самого обычного пересвистывания, чтобы каждый понял, что ему делать, и весь поисковый отряд широким кольцом сомкнулся вокруг пятерки стальных гигантов.
Командир звена С13, лейтенант Хитаро Сугороку, задумался. Вообще-то они, патрульное звено Дома Куриту, должны были задерживать подозрительных лиц или группы лиц. Но задержать сотню вертких всадников, каждый из которых намного быстрее робота? Пока такого в прицел загонишь, сам три раза вспотеешь. Допустим, доложить на базу: вокруг собралось около сотни наездников, широким кругом, что делать? Так ведь или посмеются, или обругают: приказа не знаешь, патрульный? Задерживай! А как — на то ты и командир звена. Выкручивайся.
