Завидя входящего Рами-Сагиба и его европейских гостей, незнакомец грузно поднялся из-за стола и отрекомендовался — не столько Рами-Сагибу, сколько его гостям.
— Эдвард Смит, эсквайр из Манчестера, — проговорил он хриплым басом, по очереди переводя свои синие очки от Авдея Макаровича к Андрею Ивановичу. — Надоело шататься по Европе. Приехал в Индию. Говорят, чудеса. Посмотрю. Вероятно, джентльменам тоже наскучила Европа? Большая гостиница, сэр, не больше. Все заранее известно. Скучно. Жалею, что не приехал раньше: принял бы участие в вашей поездке. Любопытно, что это за demon-temple. Не видал ни разу. Говорят, молятся на обезьян и прикладываются к их хвостам. Смешной народ, сэр, совсем дикий народ. Завтра думаю съездить. Как вы полагаете, стоит?
Авдей Макарович отвечал на это, что если мистер Смит приехал сюда изучать Индию, то конечно стоит. Но дорога туда довольно затруднительна, так как храм расположен в горной трущобе. Поэтому мистеру Смиту придется довольно-таки потрудиться прежде, чем он туда доберется.
— Это меня не затруднит, сэр. Со мной есть люди. Понесут в портшезе.
— Подъем так крут, что это будет неудобно, — заметил Рами-Сагиб.
— В таком случае, сяду на шею какому-нибудь черному каналье: донесет! — решил бесцеремонно мистер Смит.
За ужином он пробовал расспрашивать русских путешественников, кто они и с какою целью приехали на Цейлон. Но так как этот "инглизи-сагиб" вовсе не внушал нашим приятелям ни симпатии, ни доверия, к тому же, благодаря утомительному путешествию и разнообразным приключениям дня, они чувствовали довольно сильную усталость, то на все свои вопросы мистер Смит получал от них сухие, односложные ответы, и только Рами-Сагиб, несмотря на явное пренебрежение, которое оказывал ему англичанин, старался, по обязанности хозяина, поддерживать с ним разговор. Впрочем, к концу ужина мистер Смит занялся преимущественно спиртными напитками и наши приятели не могли не удивляться громадному количеству рома и джина, какое этот "знатный иностранец" успел поглотить в весьма короткое время. Что касается индийских слуг, прислуживавших за столом, и самого Рами-Сагиба, то они, благодаря своей обычной умеренности, положительно с ужасом смотрели, как мистер Смит безостановочно глотал полные стаканы спирта, способные свалить с ног любого сингалезца, и все-таки оставался цел и невредим.
На другой день, когда после торжественного церемониала, посвященного утреннему омовению, наши путешественники вышли из своей комнаты, мистера Смита уже не было в бунгало Рами-Сагиба: он еще до света отправился в храм Парвати.
— Удивительный человек этот мистер Смит, — сказал Рами-Сагиб, разводя руками и показывая свои великолепные зубы, — почти всю ночь он сидел здесь за столом, пил ром и гонял своих людей в разные стороны с какими-то поручениями, а утром, чуть свет, уже уехал, ни с кем не простившись.
— Кажется, вы, мистер Рами, не особенно много потеряли от этого, — заметил, посмеиваясь Авдей Макарович.
— Да, не особенно, — согласился Рами. — Признаюсь, он произвел на меня неприятное впечатление. По моему мнению, мистер Смит — очень тяжелый человек. В нем есть что-то двуличное, фальшивое, как будто он что-то скрывает и в тоже время что-то хочет выпытать. Например, он несколько раз принимался расспрашивать меня, не знаю ли я, кто из местных браминов лучший знаток древнего санскритского языка, и не знаю ли я ученого пундита, на которого ему указывали в Европе и которого, к сожалению, он забыл, как зовут: Нуреддин, Нург-Али, Нарг-Али — словом, что-то вроде этого… Я думаю, джентльмены, что он намекал на Нарайяна.
— Я тоже думаю, — заметил Андрей Иванович. — Что же вы ему отвечали?
— Мне показались подозрительными его подходы издалека. И притом повторяя свои "Нург-Али" и "Нарг-Али", он так хитро и зорко смотрел на меня сквозь свои очки, что я сказал себе: он хорошо знает настоящее имя, но хочет заставить меня проболтаться. Поэтому я отвечал, что знаю только одно похожее имя и указал ему Нариндру.
— Это что-то неспроста, мистер Рами, — заметил Авдей Макарович, потирая переносье.
— Вы думаете? Мне тоже кажется.
— Но если сделается известно, зачем мы сюда пожаловали, за нами наверно будут следить сыщики и мы, пожалуй, совершенно без всякого умысла наведем их на след Нарайяна.
— Разве вы говорили еще кому-нибудь о цели вашей поездки?
— Кроме вас никому. Но кроме вас об этом знают Дайянанда, Анандрайя, Нариндра.
— На этих можно положиться вполне. Они не выдадут.
— Но, может быть, разговор об этом слышали другие брамины и служители храма, — заметил Грачев. — Нет, как хотите, мистер Рами, мой товарищ прав: нам нужно немедленно и как можно скорее ехать в Пагор и в Магабанпур, пока цель нашей поездки еще неизвестна полиции. Поэтому, будьте любезны, не удерживайте нас долее и возвратите нам письмо мистера Грешама, которое должно служить нам рекомендацией.
— Помилуйтс, мистер Сименс! Вы непременно должны погостить у меня.
— Да, да, мистер Рами, — подтвердил Авдей Макарович: — пожалуйте письмо. Оно необходимо.
— Извольте, джентльмены, — согласился Рами, — если так необходимо, я не смею вас удерживать. Вот вам письмо…
Но письма не оказалось. Напрасно Рами-Сагиб обыскал все карманы своего смокинга, — письмо исчезло. Позвали дворецкого, допросили слуг. Один из последних заявил, что, когда он убирал посуду после завтрака, то видел на столе какую-то бумагу и, полагая, что она может быть нужна, оставил ее на том же месте. Другой слуга заявил, что когда он подавал ром мистеру Смиту, то на столе никакой бумаги уже не видел.
— Вот, мистер Рами, — сказал Андрей Иванович, — видите теперь, почему этот Смит расспрашивал вас о Нур-Али и Нур-Эддин?
— Да… И кроме того, мне понятно теперь, почему он чуть свет уехал в храм Парвати: он, вероятно, рассчитывал захватить его там.
— В таком случае, скорее, скорее, мистер Рами, давайте нам лошадей! Нам нужно немедленно ехать!
— Да будьте любезны, напишите нам рекомендательное письмо к Нарайяну, — добавил осторожный Андрей Иванович.
Через полчаса легкая банди, запряженная уже не бычками, а парой бойких лошадок, поднималась в гору, к станции железной дороги.
Красивый стройный сингалезец с орлиным носом и великолепной дамской прической так ретиво погонял лошадей, беспрестанно посвистывая и похлопывая бичом, что путешественники обеими руками должны были держаться за сиденье, чтобы не вылететь из экипажа, и несмотря на все это, Авдей Макарович ухитрился еще держать у себя на коленях тяжелый ящик с драгоценной рукописью, писанной на листах зонтичной пальмы и подаренной ему браминами храма Парвати.
