Оставшись одни, они без всяких эмоций оглядели друг друга, и наконец Рирдон сказал:
— Я полагаю, вы понимаете, что мы можем обвинить вас в обычном нападении на человека.
— Пусть будет так, — пожал плечами Брансон.
— Почему вы это сделали? Почему вы так обошлись со мной?
— Чтобы научить вас заниматься своими делами, а не совать нос в чужие.
— Понятно. Вам не нравилось, что я все время попадался вам на глаза.
— Конечно. А кому это понравится?
— Большинство людей ничего против не имеют, — сказал Рирдон. — Ас чего бы им иметь? Им нечего скрывать. А что вы скрываете?
— Выясните.
— Вот я сейчас и стараюсь это сделать. А вы не хотите мне это сказать?
Брансон тупо уставился в стену. Пока убийство не упоминалось. Это странно, особенно если учесть, что они его преследовали и наконец задержали. Может быть, Рирдон бережет это на десерт и причмокивает губами в предвкушении удовольствия? Садист играет в кошки-мышки.
— Может быть, я смогу помочь вам? — продолжал Рирдон спокойным тоном. — Я хочу помочь вам.
— Очень мило, — ответил Брансон.
— Но очень трудно помочь, когда не знаешь, в какой помощи нуждается человек.
— Держи карман шире, — посоветовал Брансон.
Рирдон взорвался:
— Это не водевиль, Брансон. Это — серьезное дело. Если вы вляпались в какую-нибудь историю и вам нужно помочь, вы должны рассказать об этом.
— Я сам в состоянии уладить свои дела.
— Убежав от работы, дома, семьи. Это не очень-то эффективный способ.
— Это уж мне судить.
— И мне тоже, — зарычал Рирдон. — Я докопаюсь до этого дела любым способом.
— До какого дела? — спросил Брансон с сарказмом. — Я взял небольшой отпуск, официально, как положено его оформил. Это было вполне законно, и с тех пор, насколько я знаю, закон не менялся.
Рирдон глубоко вздохнул:
— Как вижу, вы не хотите мне довериться, пока нет. Это оставляет мне единственное решение: отвезти вас обратно. Мы обсудим все по дороге домой.
— Вы не можете отвезти меня обратно, — возразил Брансон, — нападение на человека — не такое уж крупное преступление.
— Это обвинение вам еще не предъявлено и не будет предъявлено. Не в моих правилах прибегать к помощи закона из-за удара по зубам. Вы поедете со мной домой по собственному желанию, или…
— Или что?
— Я подниму вопрос о вашей измене и разглашении государственной тайны. И вот тогда мы посмотрим, как вам это понравится.
Брансон побагровел и закричал, наклонившись вперед:
— Я не предатель!
— А никто и не говорит, что вы предатель.
— Вы только что сами сказали.
— Я еще ничего подобного не сказал, — возразил Рирдон. — Я пока не обнаружил никаких причин не верить в вашу лояльность. Но если будет необходимо, могу покривить душой. Я просто показал вам, на какие грязные трюки способен, чтобы выяснить, что вы скрываете.
— Вы хотите сказать, что не остановитесь и перед ложным обвинением?
— Да. Мне нельзя упускать ни одной возможности.
— И в то же время вы хотите помочь мне?
— Конечно!
— Ну, из этого можно сделать два вывода: либо вы сумасшедший, либо считаете, что сумасшедший я, — ответил Брансон.
— Насколько я знаю, вы, возможно, и не в своем уме, — согласился Рирдон. — Если это так, то я хочу знать, отчего это так внезапно с вами произошло.
— Почему?
— Потому что вы не первый и, насколько я могу судить, не последний.
Брансон прищурил глаза:
— О чем это вы?
— О помешанных. Я говорю об умных и талантливых людях, которые вдруг неожиданно становятся странными. Их уже достаточно много. И пора с этим кончать.
— Я не понимаю этого и, более того, не хочу понимать. Все, что я могу сказать по этому поводу, это то, что если вы считаете человека, который взял отпуск из-за того, что ему очень нужен отдых, сумасшедшим, то вы сами тронулись.
— Вы не просто взяли отпуск.
— Да?
— Да. В отпуск жену и детей берут с собой.
— У меня складывается впечатление, что вы лучше меня знаете, что мне надо делать, — сухо заметил Брансон. — И что же я делаю в таком случае, по вашему мнению?
— Бежите от чего-то. Второе предположение: бежите за чем-то. Более вероятно первое.
— Убегаю от чего?
— Это вы мне должны сказать, — жестко произнес Рирдон, не отрываясь глядя на Брансона.
— Увольте, это ваша теория, а не моя. Если у вас есть подтверждения этой теории, я готов их выслушать, если нет, советую помолчать.
Нахмурившись, Рирдон посмотрел на часы.
— Я не могу оставаться здесь весь день из-за пустых споров. Через двадцать минут отходит поезд. Мы вполне успеем на него, если сейчас же отправимся в путь.
— Для этого вам придется тащить меня волоком, и тогда, может быть, и я смогу возбудить против вас дело о телесных повреждениях.
— Пустая надежда. Любой компетентный адвокат скажет вам, что судиться с правительством бесполезно. Кроме того, я знаю что делаю. Я сам могу прибегнуть к закону.
— Ну хорошо. Поедем.
Брансон встал, голова у него слегка кружилась. Ни одного слова не было сказано об Элайн Лафарж. Манера, с которой они обращались с ним, создавала угрозу его жизни или по крайней мере свободе. Но по каким-то непонятным причинам они выбрали для этого совсем другой путь.
Если человек преднамеренно и обдуманно убил женщину, то этого достаточно для любого суда. Убийство есть убийство, и суды имеют с этим дело каждый месяц. Но здесь в дело гражданского суда вмешались военные власти, пытаясь объяснить его действия безумием.
Почему?
Это его озадачило.
* * *
Когда поезд уже мчался по пригородным местам, Рирдон опять уставился на него.
— Послушайте меня, Брансон. Я буду с вами откровенен. Ради Христа, постарайтесь сойти до моего уровня. Я скажу, почему так заинтересован в вас. А вы в ответ расскажете мне, что вы скрываете, что заставило вас пуститься в бега.
— Я не в бегах.
— Сейчас, возможно, нет. Нет, с тех пор как вы мне попались. Но до этого вы были в бегах.
— Нет. Это просто ваши домыслы.
— Давайте раскинем мозгами вместе. Если мы будем продолжать сталкиваться лбами, то ничего, кроме синяков, не получим. Я хочу вам напомнить то, что вы, как мне кажется, забыли. Сейчас идет война. Еще не стреляют, но это все равно война. Иначе зачем бы вам и вашим коллегам так усиленно работать над еще более совершенным и более мощным оружием?
— Ну?
— Потому что холодная война превращается в горячую. И война без стрельбы ведется своими способами. Каждая сторона старается украсть лучшие головы другой стороны, купить их или же просто уничтожить. Мы теряем людей, лаборатории, идеи. Они тоже. Мы покупаем их мозги. И они покупают наши. Вы понимаете, о чем я говорю?
