Среди рабов были купчики, были бойцы, из тех, кто при досмотре каравана попытался спрятать оружие. Люди изворотливые, отважные, привычные к конфликтам с дракой. Но они были здесь чужими: не знали местности, не знали здешних жителей. Только это удерживало их от побегов и мятежа.
Новые пленники — менее сообразительны, неопытны в бою. Но они — местные. Они знали, что через 10–20 вёрст по хорошо знакомой дороге, они придут в родственный «рой» их родного племени. Где их накормят, обогреют и защитят.
Разделить пленников — невозможно. У меня нет отдельных тюремных блоков с колючей проволокой, прожекторами и пулемётчиками.
Третья категория — пленницы. Их режим был, естественно, более свободным, они довольно много контактировали и с рабами-односельчанами и с рабами-мусульманами.
Наверное, их всех надо было перебить. Не обеспечив полный контроль над принуждаемыми — не следует их принуждать.
Но… «жаба»! Мне надо срочно копать ямы под хлеб и под зимницы, ставить печки и обустраивать глинище, вывести из повседневного рабочего процесса для восстановительных тренировок своих бойцов, ставить вышки, ходить за захваченной скотиной, корчевать пни — когда землю схватит мороз будет значительно тяжелее, тесать брёвна, обустраивать лагерь, строить лестницу на Окский берег — вынос хлеба обернулся одной сломанной шеей, сотрясением мозга и тремя переломами…
Я ожидал побегов или мятежа. Для подготовки — осознания, обнюхивания, распределения ролей и составления планов… — людям нужно некоторое время. Мы пытались понять формирование групп, выявить потенциальных лидеров. Тасовали рабов, меняли условия содержания и место работы… Увы, кроме планируемых акций организованного сопротивления, бывают спонтанные.
Первые несколько дней прошли тихо.
Я был на глинище — радовался. Горшеня слепил свою первую печурку. Здел, здел и выздел. Теперь там пекли огнеупорный кирпич из притащенной из Ярилиного «слоёного оврага» глины. Чудаки, прикованные к тачкам, таскали их за 6 вёрст.
Откуда тачки? — Звяга сделал. Нашли у «уток» телегу с колёсами. Одну. На кой чёрт она им тут нужна была?! В Бряхимов ездить? Распилили пополам — получилось две двухколёсные тачки.
Ниже по склону Христодул с Фрицем командуют строительством «жилой зоны». Расчистка, земляные работы. Потом придёт Альф и за неделю сметает бараки, поварню, штаб, склады, карцер…
Место для первой круговой печки готово, карьер начат. Вот с песком и с водой… Если перегородить овраг плотиной… пока зима не началась…
— Воевода! Беда! На Кудыкиной горе холопы наших режут!
Малёк-сигнальщик. С ёлки на горке. Идиот! Что ж ты орёшь-то! Два десятка рабов мгновенно прекращают работы и начинают настороженно разглядывать «граждан». С лопатами и прочими инструментами в руках.
Между прочим, штыковая железная лопата — очень даже оружие. Или, к примеру, молот для забивки свай. Да просто — дубинкой по голове… уже вполне.
— Христодул, подгони-ка лентяев.
Все ждут. Тридцать пар глаз смотрят с нервным ожиданием. Я же должен! Немедленно вскочить, побежать. «Наших режут!». И тогда…
У меня остаётся всё меньше бойцов. Кто инфекцию подхватил, кто ногу сломал, кто мозгами… стал недостоверен. Серьёзных потерь нет. «Армейский корпус, не участвуя в сражениях, теряет за кампанию четверть своего состава» — наблюдение времён наполеоновских войн. У меня — хуже: ребятам достаётся ещё много тяжёлого труда.
Я возобновил старую морскую систему — 4 через 8. 4 часа — на посту, 8 часов сон, 4 часа на посту, 8 часов тренировки. И всё остальное: хоз. работы, личное время… Постов — 4. На самой Стрелке, на полчище, здесь, на глинище. И — на Кудыкиной горе. По 2 человека. Вон мальчишки стоят. Стрелок да мечник. Ещё трое вертухаев Христодула. И истопник у Горшени — хоть и калечный, но драться гожий. 6–8 «граждан», которые могут дать отпор. Остальные… дети и инвалиды. Разбегутся если успеют.
Ещё: я, Сухан и Курт. Я — уйду, будут… негоразды. Точно будут. Вон, полоняне переглядываются. Вопросительные взгляды на одного. Это, похоже, их главный. Отрицательно покачал головой, снова воткнул лопату в землю. Решил подождать более удобного момента.
Провоцируем.
— Христодул, вон того… землекопа — в колодки.
И сразу условный жест стрелку: «поднять и наложить».
Мда… как-то у меня… пальцами сигнализировать… кукишь получается. Вот так — «поднять», вот так — «наложить»…
Персонаж начинает вопить, дёргаться, отталкивать вертухаев. Не сильно, без истерик, штатно выражает своё неудовольствие применяемыми мерами дисциплинарного воздействия. Типа:
— Барин, что за беспредел в натуре? За что банки ставишь? Блудки не ношу, биржу топчу как указано…
Битый умник с каравана. Этого так просто не раскачаешь. Но вокруг народ молодой, стреснутый, деревенский. Приученный к взаимопомощи, к взаимовыручке, к родовой солидарности. «Один за всех и все за одного!». А вот к дисциплине — не приученный.
— А-а-а!
«Ляп».
— Ты, бл… еб-т-т-м..
Ещё «ляп».
— У-ё-ё-ё!
У одного из рабов не выдержали нервы. Не в центре событий, а в стороне, где Горшеня с помощником вытаскивают очередную порцию обожженного кирпича. Один из двух чудаков, стоявших рядом с носилками, вырвал их у напарника, и, завопив, обрушил на головы сидящих на корточках перед зевом печки Горшени и его помощника. Первый «ляп» — по голове подмастерья. Горшеня-то сразу упал. Второй — когда Горшеня ухватил, руками в рукавицах, выпавший из печи кирпич, и запулил им в нападавшего.
Горшеня сразу же резво устремился на четвереньках в сторону, нападавший, с раскалённым кирпичом за пазухой, завопил, народишко вокруг от происходящего шума возбудился…
Все стали исполнять свои домашние заготовки и следовать привычным стереотипам.
Я, например, заорал:
— Бой!
Бой… Какой бой?! Когда на тебе — доспех, а на нём — рваный армяк, в руках — клинки, а у него — палка или лопата, за ним — толпа, а за тобой — «живой мертвяк», да ещё стрелок с мечником…
Бойня…
Из 19 «рабов» — 13 трупов.
Сперва было меньше, но мы добавили. Дорезание раненых — обязательный элемент нашей победы. Была бы победа их — они бы дорезали.
У нас: одна контузия носилками, перелом, вывих, несколько ушибов. И — малёк-сигнальщик. Вся голова в крови. Лопатой серьёзно попали.
— Христодул. Мда… Прибери тут. Пострадавших — к Маране, мертвяков — на кладбище, уши — на верёвочку, «землекопа» — к Ноготку. А я сбегаю-гляну. На Кудыкину гору.
Факеншит уелбантуренный! Ещё день — коту под хвост! Кирпич нужен срочно! Что придурков стало меньше… плевать — оставшиеся будут шустрее. А вот сигнальщика жалко. Надо готовить замену. Дело это не мгновенное. Из кого?
