росло чудовище?
Рипли нашла несколько одеял и принялась старательно укрывать худенькое тело ребенка.
— Я не знаю, Ящерка. И никто не знает. Это правда. И я думаю, никто никогда не узнает.
Девочка задумалась.
— Они, как дети? Как человеческие дети? Они тоже растут внутри?
По спине Рипли пробежал холодок.
— Нет, совсем не так. У людей совсем по-другому, моя милая. По-другому все начинается, и ребенок появляется по-другому. У людей мама и ребенок действуют вместе. А у этих чужих…
— Понимаю, — перебила ее Ящерка. — А у тебя был ребенок?
— Да, — она натянула одеяло на девочку. — Однажды. Маленькая девочка.
— Где она? На Земле?
— Нет. Ее нет.
— Умерла.
Ящерка не спрашивала, но Рипли медленно кивнула, пытаясь вспомнить бегающую и играющую малышку с черными кудряшками, обрамляющими милое личико. А затем фотографию пожилой женщины, виденную всего один раз. Ребенок и взрослая женщина, связанные временем, пролетевшим в гиперсне. Отец девочки был еще более далеким воспоминанием. Как много потеряно и забыто. Юношеское чувство разбилось о действительность. Развод. Гиперсон. Время.
Она вернулась к кровати и повернула к девочке переносной обогреватель. В операционной стало уютнее. Обогреватель был сделан из пластмассы, но когда его включали, внутри, казалось, оживали языки пламени. От обогревателя пошло приятное тепло.
— Рипли, вот что я думаю. Может быть, я смогу заменить ее тебе. Твою девочку. Не навсегда. Попробуй, если тебе не понравится, то ничего. Я пойму. Не беда. Что ты думаешь?
Рипли собрала всю свою волю, чтобы не разреветься на глазах у ребенка. Она обняла девочку. Кто знает, что у них впереди. Может быть именно ей придется пустить пулю в Ящерку в последний страшный миг.
— Мне кажется, это не самая плохая мысль из того, что я слышала за сегодняшний день. Давай поговорим об этом позже, хорошо?
— Ладно, — лицо озарилось застенчивой улыбкой.
Рипли погасила свет и стала подниматься. Маленькая ручка схватила ее с неожиданной силой.
— Не уходи! Пожалуйста.
Рипли мягко высвободила свою руку.
— Все будет хорошо. Я буду в соседней комнате. И никуда не уйду. И не забывай, что я там. Видишь эту камеру? — она показала на маленькую видеокамеру над дверью. — Я все время буду следить за тобой и все увижу.
Легкий кивок в темноте.
— Я буду видеть тебя, как если бы я сама была здесь.
Ящерка все еще колебалась. Тогда Рипли сняла с руки браслет, который дал ей Хикс. Она застегнула его на маленьком запястье.
— Вот. Это тебе на счастье. Это тоже поможет мне наблюдать за тобой. А теперь спи — и никаких снов. Хорошо?
— Я постараюсь.
В полумраке Рипли увидела, как девочка улеглась на бочок, прижала к себе голову куклы и смотрела полузакрытыми глазами на светящийся браслет. Обогреватель мирно жужжал, когда Рипли выходила из комнаты.
Такие же полузакрытые глаза двигались вверх и вниз. Это был единственный признак того, что лейтенант Горман еще жив. Это являлось даже улучшением его состояния. Один шаг от полного паралича.
Рипли склонилась над столом, на котором лежал лейтенант, и заметила это движение глаз. Интересно, узнает ли он ее.
— Ну, как он? Я вижу, он открыл глаза.
— На это, наверное, ушли все его силы.
Бишоп сидел за соседним столом. Он был окружен инструментами и сверкающим медицинским оборудованием. Яркий свет лампы заострил черты его лица, придавая ему мрачноватое выражение.
— Он чувствует боль?
— Скорее всего, нет. Уверен, что он даст нам знать, если это так. Кстати, я выделил этот яд. Интересная штука. Это невротоксин. Он действует на мышцы. Весь остальной организм работает нормально. Интересно, как они определяют нужную дозу для каждого организма? Инстинктивно?
— Я спрошу первого из них, кого повстречаю.
Она продолжала наблюдать за движениями век лейтенанта.
— Или это непроизвольные мигания, или он подмигнул мне. Ему становится лучше?
Бишоп кивнул:
— По-видимому, токсин участвует в обменном процессе. Он очень силен, но тело способно выводить его. Я нашел его следы в моче. Удивительный механизм — человеческое тело. Приспосабливается ко всему. Если он будет постоянно выделять токсин, то скоро проснется.
— Давайте подытожим наши знания. Чужие обездвиживают колонистов, которых не убили, тащат их на процессорную станцию, там помещают в кокон и используют для выращивания других чужих.
Она указала на один из цилиндров, в которых плавали образцы вцеплявшихся в лицо паразитов.
— Это значит, что их очень много, верно? По одному на каждого колониста. По крайней мере, больше сотни, даже если считать, что около трети они потеряли в последнем бою.
— Да, логично, — с готовностью согласился Бишоп.
— Эти паразиты появляются из яиц. Тогда откуда эти яйца? Парень, который первым нашел чужой корабль, сообщил нам, что там внутри множество яиц, но не сказал, сколько. А после него никто туда не ходил. Я не думаю, что яйца притащили сюда с корабля первые чужие. А это значит, что они появились из какого-то другого места.
— Это сейчас самый важный вопрос, — Бишоп повернулся к ней лицом. — Я непрерывно думаю об этом с тех пор, как стали ясны размеры несчастья, постигшего колонию.
— Есть какие-нибудь соображения?
— У меня есть только предположение.
— Давайте.
— Можно провести параллель с некоторыми видами насекомых, имеющих строгую организацию. К примеру, колония термитов или муравьев управляется одной особью женского пола, маткой, которая и является источником новых яиц.
Рипли поморщилась. Она была не готова к таким прыжкам от межзвездной навигации к энтомологии:
— И эта матка тоже появляется из яйца?
— Совершенно верно, — кивнул синтетик.
— Что, если на чужом корабле не было такого особого яйца.
— В сообществе насекомых они сами создают такое яйцо. Муравьи, пчелы, термиты — все они используют схожий метод. Они выбирают обычное яйцо и кормят зародыш, развивающийся внутри, особой пищей. У пчел это называется маточным молочком. Оно изменяет даже химическое строение особи, и матка сильно отличается от рабочих пчел. Теоретически матку можно вырастить из любого яйца. Почему насекомые выбирают конкретное яйцо, мы пока не знаем.
— Так вы говорите, что все эти яйца отложила одна тварь?
— Если работает аналогия с насекомыми. Если это так, то может быть сходство и в других отношениях. Например, матка чужих может быть, как и матка муравьев или термитов, крупнее, чем те чужие, которых мы видели. Матка термитов не может даже самостоятельно передвигаться. Ее кормят и за ней ухаживают рабочие особи, ее держат в самом безопасном месте. Она практически безвредна. С другой стороны, пчелиная матка намного опаснее любой рабочей пчелы, так как может жалить много раз. Она — средоточие всей их жизни, истинная мать всего сообщества.
