— Ну, как знаешь, как знаешь…
Он вдруг резко развернулся. Сутуля спину и шаркая подошвами, медленно пошёл прочь. Голова была вжата в плечи, немного клонилась набок.
— Стой! — выкрикнул Сергей. — Постойте… Бяша!
Незнакомец застыл и медленно повернул голову. По жёлтой щеке катилась крохотная слезинка, губы подергивались.
Это был он, точно — он, какие сомнения! На Сергея повеяло безвозвратно ушедшим детством, юностью… да и более поздним. Но они же были ровесниками, а этот лет на пятнадцать старше, не меньше. Совсем другой человек. И всё-таки он. Сергей сделал шаг вперед, второй, раскинул руки.
… Он был высокий, широкоплечий. Длинные, вьющиеся кудри, светлорусые с легкой рыжинкой, вздымались высоко над лепным лбом, падали сзади на воротник лёгкими тугими колечками. Смотрел чуть сверху и искоса, но в самом взгляде было столько добродушия и весёлости, что с лихвой бы хватило на пятерых. Он шел с гитарой, будто разносчик с лотком, раскачивая ей из стороны в сторону, немного припадая то на одну ногу, то на другую. И плечи ходили в такт этому движению.
— Опа, опа, жареные раки,
приходите в гости к нам,
мы живем в бараке…
Лихо, с каким-то еле уловимым блатным акцентом. И всегда рядом шли другие ребята, подхватывая припев, разноголосо, но весело. Озирались прохожие — кто с улыбкой, кто хмурясь. Он на них внимания не обращал, шел посреди улицы, рассекая ее, будто волнорезом. Жил он вовсе не в бараке, а в соседнем подъезде Сергеева дома. Правда, в коммуналке, может, и сходной чем-то с бараком. На их семью приходилась комната метров в двадцать пять. А сама семья была совсем не современная: мать с отчимом, дряхлая, неприметная в своем уголке бабушка, он, старший, сестра на пять лет моложе, да братишка уже от отчима, совсем пацаненок. Тесновато дома было, но он там и не бывал почти. Во дворе его знали за отличного малого. Старики, и те, вразумляли чад — вот с кого, дескать, пример-то брать, а вы? Мать Сергея тоже корила сына, приговаривала частенько: "Вон, Славик, что за чудо-парень — где бы ни встретил, всегда сумку возьмет, до самого подъезда поможет донести, вежливый, аккуратный, с малышами своими нянчится, гуляет…" и так до бесконечности: Славик выходил ангелом, а Сергей каким-то обременительным и невоспитанным до предела исчадием ада.
Они знали друг друга чуть не с пеленок, уж с пяти лет это точно. Вместе плавали весной в большом ржавом корыте по огромной луже, которая разливалась во дворе за детской площадкой, вместе катались с ледяных горок зимой… Потом подросли, учились в одной школе. Как-то раз один из местных блатарей, лет на восемь старше, только вернувшийся после очередной отсидки и болтавшийся во дворе без дела, увидал Славку, потрепал по кудлатой головушке: "Ну, молодежь, растете как грибы-мухоморы, еще вчера тока у меня под коленкой проползал, а сейчас — столб! И в кого это только такой кудрявый барашек, а? Отец лысый был, мать — в ниточку, а сынок, прям, бяша, бя-я-яашенька!" Он прихлопнул Славку по загривку, расхохотался, посверкивая фиксой. Но тому, видно, понравилось, что не обделен вниманием таких заметных во дворе личностей. Ребятам он так и сказал; "Кликуха, что надо! Так и будем зваться теперича, ясно?! — проблеял дурашливо; закатывая глаза. — Бя-я-яашя-а, бя-я-аяшенька". Возражений не было — Бяша, так Бяша. После восьмого Славка подался в ремеслуху. Тоща еще только входило в моду новое название, ПТУ, но пэтэушниками ребят, учившихся там, никто пока не называл — привычнее было ремесленники, ремеслуха. Славка говорил, не таясь, что надо побыстрей специальность получить да семье помогать. Институтами себя не тешил, смотрел на вещи трезво. А ведь толковый был на редкость, многим бы сокурсникам Сергея фору дал… да что там вспоминать. Во дворе Славка — заводила, дуща общества, на скверике, где междворовые парни время коротали, тоже не последний, и не только из-за гитары.
— Опа, опа, какая ж ты растрепа!
Играл он не очень-то умело, зато громко, вкладывая себя в игру и пение. А это ценилось больше, чем виртуозность.
В ремеслухе были другие порядки, не те, что в восьмилетке, Сергей знал. Да и в его новой школе порядочки были иными, если они там вообще были. Первого сентября Сергей с утра напоролся в туалете на двух десятиклассников, которые из горлышка распивали бутылку вина. Это его ошарашило — в восьмилетке никому бы и в голову не пришло! Позже он видел и кое-что похлеще. Восемь девятых и одиннадцать десятых классов было в том году в его школе, со всего района съезжались ученики… А Славка про учебу рассказывал мало, махал рукой, щурился.
— Я не блатной, я только учусь, — приговаривал и закидывал голову в еле слышном, прерывистом смехе. Кудри рассыпались по воротнику, костистый жесткий подбородок мягчал.
Славка часто заходил в гости, брал почитать что-нибудь, до книг большим охотником был, глотал подряд: и детективы, и фантастику, и классику. Возвращал всегда в срок, не «зачитывал» книгу, так и отдавал, в чистенькой самодельной обложечке…
— Откуда ты? — все еще не веря себе, спросил Сергей.
Бяша улыбнулся, вытер щеку, повел глазами неопределенно.
— От кума, Серый, откуда же еще, прям из гостей, тока вчера прибыл…
Он сжал Сергея своими огромными лапами, стиснул. По лицу пробежала дрожь. Впервые за последние годы того назвали так, по-старому, Серый. Теперь это звучало непривычно, резало ухо.
— И за что в этот раз? — Сергей не удержался и тут же мысленно выругал себя.
— Да погоди ты, потом растолкую. Дай отдышаться-то… В который раз выхожу, а все как по-новой. щемит, зараза, болит вот тут… — он постучал себя по груди, по старой черной балониевой куртке, какие лет десять, а то и больше вышли из моды.
— Да плюнь ты, Славик, — Сергею тоже было не по себе, он смотрел в сторону, часто мигал… и вместе с тем, чего уж таить, пугался этой встречи — опять старое, опять память. Зачем?!
— Все, порядок, — тихо проговорил Бяша твердеющим голосом, — ну как ты? Я гляжу, молодцом, все в норме?!
— Да грех жаловаться, — Сергей не знал, что сказать.
Они топтались посреди тротуара, мешали прохожим. фары бросали отсветы в лицо то одному, то другому, слепили. Рядом поскользнулся и начал уже падать какой-то хлипкий студентик с «дипломатом» и тубусом в руках. Бяша подхватил его за плечи, почти не глядя; кивнул на благодарность, пожал плечами. Сергей заметил, что подбородок у него совсем другой, не костистый и крепкий, а безвольный, отвисший. И лицо, совсем другое, старое, дряблое. Из-под кепочки не кудри выбивались, еле заметно топорщилась серая жиденькая щетинка.
