— И что же? — зловеще сказал Селдон.
— Мы считаем, что политика не должна влиять на академические дела. Восстание далити, которых Амариль открыто поддерживает и которых невозможно было утихомирить иначе как через вмешательство Империи, а именно — вооруженным путем… поэтому Юго Амариль — нежелательная персона для…
— Довольно. Что у вас на третье?
— Вопрос о нападении на представителя нашего цеха.
— На представителя… А, это тот парень, которому моя жена?..
— Совершенно верно. Нанесение оскорбления действием, в жестокой форме, членом вашей семьи. Следовательно, ваше дальнейшее пребывание здесь нежелательно.
Если кто-то подстроил тот неприятный инцидент, он так или иначе сумеет извлечь из него выгоду.
— Я отказываюсь выполнять ваши требования.
Глаза Аангона сверкнули сталью. Прочие сотрудники факультета смущенно толпились вокруг него, жались к стенам, а кое-кто пытался спрятаться за спину вожака. Совершенно ясно было, кого эти люди наметили в будущие председатели факультета.
— А мне кажется, что единогласное решение всего факультета о вашем несоответствии должности, принятое на официальном собрании…
— Не пытайтесь меня запугать.
— Я всего лишь хочу заметить, что пока ваше внимание отвлекается на посторонние проблемы…
— Как, например, должность премьер-министра.
— …вряд ли следует ожидать, что вы будете достойно исполнять свои основные обязанности…
— Оставьте. Для того чтобы поставить любой вопрос на голосование на официальном всеобщем собрании, нужно, чтобы председатель факультета созвал такое собрание.
Среди профессоров поднялся невнятный шорох, но вслух никто ничего не сказал.
— А я этого делать не собираюсь.
— Вам не удастся продержаться, не занимаясь делами, которые соответствуют нашим требованиям, — злобно сказал Аангон.
— Я знаю. Посмотрим, как долго я продержусь.
— Вас действительно надо переизбрать. Мы…
— Вон.
— Что? Вы не можете…
— Вон отсюда! Все вышли.
Всегда тяжело выслушивать критику, особенно когда может оказаться, что критикуют тебя действительно за дело.
Если оставить в стороне обычные интриги в борьбе за более высокое положение в обществе, Гэри прекрасно понимал, что его собратьям-ученым — начиная от академика Потентейт и заканчивая сотрудниками его собственного Отделения — действительно есть из-за чего недолюбливать главный труд его жизни.
Они уже почувствовали легкое дуновение психоистории, которое просочилось в виде не слишком внятных слухов. И немедленно взъерошили перья и приготовились лезть в драку, стали чрезмерно подозрительными и обидчивыми. Собратья-ученые не могли смириться с мыслью, что человечество не в состоянии определять свое собственное будущее, с тем, что историей движут силы, не подвластные обычному смертному человеку. А вдруг они успели разнюхать, интуитивно ощутить ту истину, которую Гэри Селдон открыл в результате долгих десятилетий кропотливой работы: Империя стоит так прочно исключительно благодаря удачной структуре, а не из-за героических деяний отдельных людей или даже миров.
Люди во всей Галактике искренне верят в самоопределение человечества. Исходят они из посылки, будто они действуют по собственной воле и сами принимают решения, основываясь на собственных рассуждениях, исходя из своего личного характера. При этом чувство, будто тобой кто-то управляет, очень сильно в человеке и находит отражение в религиозных убеждениях. Конечно, каждому хочется верить, что он сам направляет свою судьбу. Но у этой веры нет ничего общего с логикой и реальностью.
Но кто он такой, чтобы сказать, что все остальные заблуждаются?
— Гэри?
Это был Юго, и выглядел он немного смущенным.
— Заходи, дружище.
— Всего минуту назад мы получили забавное предложение. Какой-то исследовательский институт, о котором я раньше ни разу не слышал, предложил нам очень приличную сумму денег.
— За что, интересно?
Деньги — такая штука, которая никогда не помешает.
— В обмен на базовые файлы тех симов с Сарка.
— Вольтера и Жанны? Мы на это не пойдем. Откажи им. Кстати, кому понадобились эти симы?
— Черт их знает. Но они у нас есть — запакованы, как надо. Это, собственно, оригиналы.
— Выясни, кто ими интересуется.
— Я уже пытался. Не смог отследить канал связи.
— Даже так? Странно, очень странно.
— Я, собственно, потому и решил сразу тебе рассказать. Это дельце как-то подозрительно пахнет.
— Держи наготове отслеживающую программу, на случай если они позвонят еще.
— Слушаюсь, сэр! А насчет Бастиона далити…
— Об этом немного позже.
— Нет, я хотел сказать, ты видел, как эти имперские громилы задушили беспорядки в Юнине?..
Гэри не стал перебивать Юго. Он давным-давно выучился хитрой уловке — делать вид, будто внимательно слушаешь собеседника, а тем временем думать о том, что для тебя действительно важно.
Поговорить с Императором о проблеме далити, конечно, нужно. И не только для того, чтобы достойно ответить на действия Ламерка — довольно наглые действия, если учесть, что, согласно традициям, Советники Империи не вмешивались во внутренние дела Трентора. Быстрое, кровавое разрешение трудного вопроса. Грубо и чисто.
Итак, что мы имеем в отношении далити: они подверглись репрессиям, они непопулярны, они горят желанием нанести ответный удар.
То, что далити в большинстве своем асоциальны (за редким исключением отдельных одаренных людей, вроде Юго Амариля, которые тяжким трудом сумели пробиться наверх), — для обычного научного предвидения не имело никакого значения.
Вообще-то, Гэри начал сомневаться в том, что чопорный и излишне строгий научно-бюрократический аппарат заслуживает такого уж сильного уважения. Повсюду, куда ни глянь, он видел откровенную коррупцию в среде научных работников, начиная от круговой поруки и кумовства и заканчивая подхалимством перед имперскими чиновниками, готовыми поспособствовать карьере.
Только вчера к Гэри подходил декан факультета регулирования и осторожно, «по-дружески» посоветовал Селдону воспользоваться своим влиянием и оказать содействие в том, чтобы очередной бонус присудили профессору, у которого научных трудов — кот наплакал, зато кто-то из его родственников заседает в Верховном Совете. Декан сказан буквально следующее:
