Голод был серьезнее хищников, но и он нас не страшил: если не ладилась охота, мы успевали видоизмениться прежде, чем погибали от бескормицы, и добыча вновь чуть ли не сама лезла под клыки. Стихийные бедствия – это уже серьезнее. Трудно за сотню миллионов лет ни разу не попасть под молнию, если ты возвышаешься над окружающей природой подобно колокольне – а попробуй-ка сверни тарбозавру шею, если ты меньше! А как мне приходилось спасаться от лесных пожаров! О камнепадах, селях, прорвавшихся озерах лавы и топких асфальтовых озерах я уже и не говорю. Но сколько их, моих родственников, погибло в мезозое, подавившись куском гадрозавра или диплодока, – это же уму непостижимо!
Да, мы размножались. Что до меня, то я в мезозое почковался трижды – один раз в триасе и два раза в нижнем мелу. Не знаю, что сталось с моими отпрысками. Некоторые из нас гибли, но все же мы медленно, но верно наращивали численность, и я, вспоминая слова моего родственника-философа, начинал уже задумываться о том, что когда-нибудь на наше пропитание не хватит эфемеров…
Наивный! Грянул кайнозой, крупная пища повымерла, и мы стремительно начали мельчать. Обиднее всего было удирать что есть духу от последнего тарбозавра – месяцем раньше от одного моего апперкота он гарантированно получил бы сотрясение мозга, даром что там сотрясаться почти нечему! Но я спасся, а тарбозавр вымер, наглядно продемонстрировав ущербность глины второго сорта.
Вообще-то и в креодонтах можно было неплохо жить, если знать как. Странно, конечно, видеть высоко над головой ветви, которые ты еще недавно ломал бедром, пробираясь по лесу, – но можно привыкнуть. Хуже, что и тут у нас мигом появились подражатели из эфемеров – знаете, шустрая такая, зубастая мелочь. От нее мне пришлось спасаться в эндрюсархи, да и не мне одному, если судить по некоей ископаемой челюсти. А еще неприятнее было то, что и подражатели, и дичь умнели с каждым миллионом лет!
Словом, кайнозой не стал для нас золотым веком, но все же мы жили сносно, хотя и не процветали. До появления этих прямоходящих…
Стыд сказать: они обогнали меня! Они обогнали всех нас! Когда в мой бок (тогда я имел вполне выигрышное обличье саблезубого тигра) ни с того ни с сего впился острый камень, примотанный к длинной палке, я уцелел только потому, что, бросившись на обидчиков, показавшихся мне довольно хлипкими, оступился и кубарем покатился в овраг. По дну оврага я и удирал, а эти двуногие чем только не швыряли в меня с высоты!
Удрать-то я удрал, но был унижен. Эфемеры одержали надо мной верх! Несколько осторожных экспериментов наглядно показали мне, что с двуногими лучше вообще не связываться. И самое главное: я не нашел среди них своих сородичей! Вы понимаете? Не нашел! Второсортная глина опередила нас!
Какое-то время я мстил им, нападая на одиночек, а потом… ну да, правильно. Я стал похож на них. Не сразу, правда, – пришлось пройти стадию гигантопитека и, стыд сказать, питаться плодами. Тогда-то и подавился в очередной раз диким яблоком – честное слово, тут и умер бы, если бы от удушья не грянулся оземь, отчего кусок счастливо проскочил в нужное горло.
Но человеком я стал. Пришлось только научиться жить среди двуногих эфемеров, притом называя их дорогими соплеменниками. Противно, конечно, но тот, кто хочет жить вечно, не должен быть особенно брезглив.
Гораздо хуже то, что эфемеры короткоживущи. Правда, пока они были троглодитами, их изумление моим долгожительством можно было запросто игнорировать: в одном племени я был вождем на протяжении трех тысяч лет без всякого перерыва! Чудовищный срок для них – смешной для меня. И все же впоследствии я так и не приблизился к этому рекорду, даже когда звался Мафусаилом. Не те пошли времена, и я твердо уяснил себе: удивляй людей – но в меру! Тысячелетиями водить племя на охоту и на войну, уничтожать соперников и определять в котел состарившихся жен – это одно, а позволить себе прожить, не меняя обличья, хотя бы несколько столетий в довольно диком, но уже отнюдь не пещерном племени – это, согласитесь, совсем другое. Не поймут.
Пришлось изобретать способы ухода. А хуже всего было то, что жизнь пошла очень уж нервная: меня запросто могли удушить, отравить, зарубить или утопить всякий раз, как я, сменив личину, вновь карабкался наверх. Скажете, наверху опасно? Верно. Но внизу еще опаснее, это я вам точно говорю. Крестьянину куда труднее выжить, чем монарху, да и некомфортно к тому же. Солдату – тем более. Купцу, ремесленнику, чиновнику? Тоже не лучшие профессии в смысле сохранения шкуры. Мудрецу? Пробовал, но это хорошо далеко не во все эпохи. Мудреца всякий гопник норовит обидеть. Архимеда помните? Этот мой родственник открыл свой закон гидростатики еще в облике мозозавра, когда его однажды заперло отливом в мелкой лагуне, а как только он решил поделиться знанием с эфемерами – что вышло? Шел бы лучше в цари сильной державы, ей-ей!
Рамзесом Великим я не был, врать не стану, и Киром Великим тоже, а вот Соломоном, Юстинианом и тремя китайскими императорами – был. Словом, где увидишь долгое устойчивое правление – ищи меня и с большой долей вероятности найдешь. Мне-то потрясения ни к чему.
Думаете, быть Соломоном и иметь семьсот жен оказалось хлопотнее всего? Ничуть. Главное, не допускать их к себе во время трапезы, а если и допускать, то не слушать. Шарики из воска всегда были при мне: заткнул уши – и пусть себе щебечут, а ты не реагируешь и не рискуешь подавиться. Да они, то есть жены, по правде говоря, и без меня убалтывались до такой степени, что при мне уже почти ничего не могли сказать. А что до непременной царской обязанности продолжения рода, так ведь есть же для чего-то евнухи! Небольшой, тщательно организованный недосмотр хирурга – и все в порядке, дети носятся по двору стаями, да и жены довольны.
Разработать подходящую легенду для внедрения в цари, обзавестись надежной «родней» из эфемеров – о, на это иной раз уходили десятилетия! Незаметно, «по-английски» уйти, когда твоя долговечность на троне начала удивлять и раздражать современников, – это труднее, но при царских возможностях вполне осуществимо. Согласитесь, имея многочисленных подданных, сыскать похожий на правителя труп – не проблема.
Один только раз вышла накладка – с солдатом Масловым в Таганроге. Кто-то что-то заподозрил, и пошла гулять легенда об Александре Благословенном, инкогнито подавшемся в странники. Было дело, не отрицаю. А как мне иначе было скрыться для очередной метаморфозы?
Откровенно говоря, я с удовольствием процарствовал бы еще лет пятнадцать-двадцать, но что-то во мне, а может, наверху, вовремя почуяло: убьют. Не справа, так слева. От правых я, положим, отбоярился, загнав Сперанского туда, куда Макар телят не гонял, – а что было делать с меланхолическим Якушкиным и иже с ним? Как уберечься? Казнить направо и налево правых и виноватых эфемеров? Последний из моих родственников, подвизавшийся в качестве Иоанна Васильевича, попробовал было – и чем дело кончилось? Удушили подушкой в опочивальне. Что поделать – Россия вообще скверное место для самодержцев, будь они даже из первосортной глины. Второсортных – тех давили пачками.
