- Но это совсем не игра, Дженна.
- Все вы, Гаруны, мастаки играть словами, а пуще всего твой брат.
- Ну а ты ни в какие игры не играешь? - резко спросил обычно мягкий Карум.
- Нет. Никогда.
- Значит, ты не играла, когда нынче вечером подала руку моему брату?
Он маячил перед Дженной, как тень, и она не видела его лица.
- Я этого не делала, - отреклась она, снова ощутив железную хватку холодных пальцев.
- Полно - я все видел.
- Он сам схватил меня и не отпускал.
- От меня ты в трапезной освободилась довольно легко.
- Но ты сам отпустил меня. И не принуждал.
- Я никогда и ни к чему не стану тебя принуждать.
- О чем же мы тогда спорим? - Ей вдруг вспомнилось то, что он сказал недели, месяцы - годы назад, и она только теперь поняла это. - Ты ревнуешь. Вот в чем дело. Ревнуешь.
Дженна думала, что он будет отпираться, но он присел рядом с ней и сказал вновь потеплевшим голосом:
- Да, ревную. Это правда. Ужасно ревную.
- А как же дуб? - засмеялась она. - Как же лавр? Разве деревья умеют ревновать?
- К каждому порыву ветра, - засмеялся он в ответ. - К каждой птице. К каждой белке на ветке и каждой лисице в дупле. Ко всему, что способно приблизиться к тебе.
Дженна в темноте нащупала его лицо. На лбу пролегли морщины - Карум всегда хмурился, когда думал о чем-то. Она разгладила морщины двумя пальцами.
- О чем ты думаешь?
- О том, как люблю тебя, несмотря на все смерти, которые легли между нами.
- Тише, - шепнула она. - Не оскверняй свой рот, упоминая о них. Не думай о Гончем Псе. Не думай о Быке. Не вспоминай Катрону или женщин из погибших хеймов. Мы не позволим, чтобы их кровь разделила нас. - Дженна вдруг спохватилась, что ничего не сказала о любви - заметил ли это Карум?
- Я видел больше смертей, чем даже ты, Джо-ан-энна, и не могу не думать о них. Не могу не думать о своей вине во всем этом. - И Карум умолк, вновь погрузившись в себя.
Они долго сидели так, и пальцы Дженны лежали на лбу Карума. Потом его руки нашли ее лицо, медленно провели по косам и начали расплетать их. Дженна сидела не шевелясь, и скоро распущенные волосы, пахнущие ветром и скачкой, легли ей на плечи.
Она едва помнила, что надо дышать, и вот его губы прижались к ее губам. Теперь они оба лежали, укрытые плащом ее волос. Она чувствовала, что должна подарить ему что-то очень дорогое, хотя и не могла выговорить слова "люблю".
- Мое настоящее имя, - прошептала она, - Аннуанна. Его никто не знает, кроме моей Матери Альты, моей темной сестры и тебя.
- Аннуанна, - сладко выдохнул он ей в губы.
И вот так, губы к губам, язык к языку, не говоря слова "люблю", они познали намного больше, чем рассказывали ей, и чем вычитал он в своих книгах. Они познавали это вместе, далеко-далеко за полночь.
ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА
Сексуальные табу Гарунов и жителей Долин были столь различны, что они едва ли могли прийти к согласию. Гаруны представляли собой высокоразвитое общество, щедро заимствовавшее с Континента и гетеро- и гомосексуальные обычаи. Ко времени завоевания Островов они успели сменить множество чередующихся периодов распутства и целомудрия. Об этом широко свидетельствует континентальный источник. (См. самую раннюю работу Доил, ее докторскую диссертацию: "Обеты и действительность", позднее превратившуюся в популярную книгу "Как я, так и ты: нечто о Гарунийских обычаях".)
Но о Гарунах после завоевания Долины мы знаем гораздо меньше и можем лишь строить догадки, хотя и на научной основе. Доил не без основания полагает, что они перевезли с собой через Залив Всех Душ идею группового брака, столь популярного тогда на Континенте. На этом основании она выдвигает опять-таки логичную гипотезу о том, что Гарунийские вельможи брали жен, как из своих кланов, так и из высшего общества Долин. Король мог жениться несколько раз, не нарушая этим строгого брачного кодекса, принятого в Долинах.
Долины в то время были матриархальными (см. блестящую работу Кован "Мать и сын: передача титулов в Долинах", Демографический ежегодник, Изд. Пасденского ун-та, No 58), поэтому все имущество, земли и титулы передавались по материнской линии, и вторжение патриархальных Гарунов должно было внести большую перемену. Есть даже свидетельства о том, что жители Долины не понимали роли мужчин в рождении детей, веря в некую разновидность женского клонирования, в "зеркальных близнецов", столь дорогих сердцу Мэгона. (Диана Бэрроуз Джонс рассматривает этот вопрос в "Энциклопедии Долин", глава "А был ли папа?".) Но, как ни трудны были новые понятия для психики коренных жителей, на протяжении четырехсот лет все, похоже, шло довольно гладко. Гарунийские короли брали жен из Долин, не вступая с ними в физическую близость, но заключая, таким образом, союз с местными племенами. Женам из Долин, по предположению Залмона и Зигеля, жаловали сан жриц, и они становились почетными матерями или Матерями Альтами, хотя свидетельства этого являются весьма фрагментарными.
Мэгон, разумеется, не упустил своего, пытаясь доказать, что многие из последних королей (особенно Оран, отец Добродруга, и сам Добродруг) были и фактическими мужьями своих местных жен и имели от них потомство. В доказательство он приводит старые и весьма вольные стишки:
И извлек тогда Добродруг инструмент,
Чтоб младенца из дерева выстрогать
Сотворил малыша в единый момент,
Дурацкое дело - быстрое
Цитирует он также нежное посвящение, начертанное (неизвестно кем) на единственном имеющемся у нас экземпляре Книги Сражений: "Дарю эту книжонку тебе, Аннуанна, любовь моя, мой свет". Оставляя в стороне тот факт, что Гарунийскую жену Добродруга звали Джо-элъ-эан (та самая пресловутая Джо-эль-эан, которая отказалась сесть рядом с мужем и тем опозорила его и погубила его королевство), имя Аннуанна, несмотря на свое женское окончание, долго считалось мужским, будучи сокращенной формой имени Аннуаннатан. Даже если посвящение сделано рукой Добродруга, не логичнее ли предположить, что свою Книгу Сражений он посвятил другу-мужчине. Аннуаннатан скорее всего был его гомосексуальным любовником и в армии спал с ним под одним плащом. Если бы доктор Мэгон потрудился проделать этот анализ сам, он не выставил бы себя на посмешище в ученых кругах.
ПОВЕСТЬ
В Новой Усадьбе они оставались еще два дня - столько времени ушло у них на набор и оснащение двухсот молодых парней. Под конец выяснилось, что их, собственно, двести тридцать семь - в их число входил и старший сын бургомистра. Кроме того, старых солдат короля снабдили новой одеждой, и отцы города принесли им в дар множество мечей и копий. Карум был великолепен в винно-красной паре и белоснежной, шитой золотом рубашке. Король облекся в золотую парчу целиком. Даже Пит обрел приличный вид, хотя выбрал для себя зеленые и бурые цвета, неприметные, по его словам, в лесу, и сказал при этом: "Золото хорошо для церемоний, мой государь, но война - дело иное".
