— Я с вами полностью согласен, — сказал Гарт Макри.
— Это безумие, — сказала Николь.
— Разве? — Гарт Макри изобразил на своей физиономии удивление. — С помощью принципов фон Лессингера мы получили доступ к прекрасно подготовленным убийцам, а, как вы сами только что сказали, в нашу эпоху таких профессионалов попросту не существует. Кроме того, я сомневаюсь, что придется уничтожить сотни лиц. Как мне кажется, круг убитых может быть ограничен советом директоров и вице-президентами картеля. Не больше восьми человек.
— К тому же, — нетерпеливо добавил Пэмброук, — восьмерка высших администраторов Карпа являются преступниками де-факто: они преднамеренно встретились и организовали заговор против законного правительства. Их нужно рассматривать наравне с «Сыновьями Иова». С этим Бертольдом Гольцем. Несмотря на то, что они по вечерам надевают галстуки-бабочки и пьют прекрасные вина, а не маршируют по улицам и не копаются в помойках.
— Позвольте мне заметить, — сухо сказала Николь, — что де-факто и мы являемся преступниками. Потому что вся наша власть — как вы сами подчеркнули — основана на мошенничестве. И притом гигантского масштаба.
— Но наше правительство законно, — сказал Гарт. — Независимо от того, с помощью какого способа оно пришло к власти. Кроме того, так называемое «мошенничество» совершено в высших интересах народа. Мы решились на него совсем не для того, чтобы эксплуатировать людей — в отличие от картельной системы! Мы не живем за чужой счет!
«По крайней мере, — подумала Николь, — мы пытаемся убедить себя в этом».
— Поговорив с генеральным прокурором, — добавил уважительно Пэмброук, — я знаю теперь, какие чувства вызывает у него растущая власть картелей. Эпштейн чувствует, что нужно дать им по рукам. Это очень важно!
— А может, вы переоцениваете власть картелей, — сказала Николь. — Я к этому не склонна. Нам, думаю, следовало бы подождать пару дней, когда тут появится Герман Геринг, и мы сможем узнать его мнение по данному вопросу.
Теперь уже мужчины уставились на нее, разинув рты.
— Я пошутила, — снова сказала она.
Но было ли ее предложение шуткой, Николь и сама не знала.
— В конце концов, именно Геринг основал гестапо, — сказала она.
— Я никогда не мог одобрить это, — надменно изрек Пэмброук.
— Но не вы определяете политику нашего правительства, — сказала Николь. — Формально этим занимается Руди. То есть — я. Я могу заставить вас действовать от моего имени в этом вопросе. И вы будете действовать… если, конечно, не предпочтете присоединиться к «Сыновьям Иова» и не приметесь маршировать по улицам, швыряя камни и скандируя лозунги.
Лица Гарта Макри и Пэмброука сделались несчастными.
— Не пугайтесь прежде времени, — сказала Николь. — Вы знаете, что является истинной основой политической власти? Не оружие и не наличие войск, а способность заставить других делать то, что вы считаете нужным. Заставить любыми средствами. Я знаю, что могу заставить НП делать все, что мне хочется, — несмотря на чувства, которые вы лично при этом испытываете. Я и Германа Геринга могу заставить делать то, что мне захочется. И не Геринг будет принимать решения, а я.
— Надеюсь, — сказал Пэмброук, — что вы не ошибаетесь, рассчитывая справиться с Герингом. Признаюсь, я изрядно боюсь этого эксперимента с прошлым. Вы можете выпустить заразу из пробирки. Геринг — не клоун.
— Я прекрасно понимаю это, — сказала Николь. — Только не надо давать мне советы, мистер Пэмброук. У вас другие задачи.
Покраснев, Пэмброук некоторое время молчал, а затем произнес тихо:
— Извините меня!.. А теперь, если вы не против, миссис Тибодо, мне бы хотелось остановиться еще на одном вопросе.
Речь идет об этом психоаналитике, единственном на всей территории СШЕА, который еще практикует. О докторе Эгоне Сьюпебе. В объяснение причин, по которым НП разрешила…
— Я ничего не хочу об этом слышать, — перебила Николь. — Я хочу одного — чтобы вы занимались своим делом. Да будет вам известно, я никогда не одобряла акт Макферсона. И вряд ли стану возражать, если он не будет выполняться в полной мере.
— Пациент, о котором идет речь…
— Пожалуйста! — резко оборвала его Николь.
Пэмброук послушно пожал плечами, выражение его лица сделалось бесстрастным.
Едва они двинулись в зал собраний на первом этаже «Авраама Линкольна», Иан Дункан, следующий за Элом Миллером, заметил бредущее сзади марсианское существо. Папулу. Он тут же резко остановился.
— Это ты притащил ее сюда?
— Ты не понимаешь, — сказал Эл. — Мы же должны обязательно добиться успеха.
— Но не таким путем, — возразил Иан, немного поразмыслив.
Он все понял.
Папула обработает собравшихся в зале так же безотказно, как прохожих на распродаже. Она окажет экстрасенсорное воздействие, принуждая их к благоприятному решению. Что ж, это вполне соответствовало этике продавца драндулетов, понял Иан. Для Эла это было совершенно естественной нормой поведения. Если они не добьются успеха с помощью мастерства, то обеспечат благоприятный результат с помощью папулы.
— Ты что, сам себе враг? — прошептал Эл. — Мы просто используем маленькую хитрость, характерную для торговой рекламы. К таким штукам прибегают вот уже целое столетие — это древний, вполне уважаемый метод привлечения общественного мнения на свою сторону. Я что хочу сказать… Давай глянем правде в лицо, мы уже очень давно не играли на кувшинах.
Он притронулся к пульту управления у себя на поясе, и папула поспешила вперед, догоняя их. Эл снова коснулся пульта.
И в сознание Иана вторглась убедительная мысль: «А почему бы и нет? Все так поступают».
— Убери от меня эту тварь, — с трудом выдавил он.
Эл пожал плечами. И мысль, вторгшаяся в сознание Иана извне, постепенно угасла. Но какой-то след остался. Иан больше не был уверен в правильности своего отношения к помощи папулы.
— Это ничто по сравнению с тем, что выделывает техника, которую использует Николь, — сказал Эл, заметив выражение на лице Иана. — Одна-единственная папула против всепланетного инструмента по промыванию мозгов, в который Николь превратила телевидение… Вот где, Иан, настоящая опасность. Папула — очень примитивное средство. К тому же ты сознаешь, что подвергаешься воздействию с ее стороны. А вот когда слушаешь Николь!.. Давление там настолько тонко и настолько всеобъемлюще…
— Об этом мне ничего не известно, — сказал Иан. — Я знаю одно: если мы не добьемся успеха, если не получим возможности сыграть в Белом доме, жизнь для меня потеряет всякую ценность. Вот эту мысль никто в мою голову не запихивал. Я именно так думаю. Это моя собственная мысль, черт побери!
