– Идет, - согласилась Кэсс. - Будем отдыхать, пока не запустят разгонку. И пусть Эскер хоть за руку тащит нас резать, стрелять, душить его связного…
– Мы будем упираться и оказывать сопротивление, - продолжил Эрти.
– Но только пассивное, ни-ни, у него же допуск, - закончил Эрмиан.
– Именно! - подытожила Кэсс. - Ну, пошли.
У медиков их послали подальше - все капсулы были заняты пострадавшими в недавней схватке, и "процедуры протрезвления", как выразился кто-то из медиков, могли подождать несколько часов. Незнакомый медик велел приходить к вечеру, не раньше. Кэсс посмотрела на солнце. До вечера было часов пять, если имелся в виду закат. Впрочем, никто не решился идти уточнять - их буквально пинками согнали со ступенек, одновременно покрикивая и веля не шуметь.
– Этого мы не учли, - огорченно сказал Рон. - Но есть еще вариант. Сесть напротив входа в камеру и изображать охрану.
– И поди докажи потом, что не входил…
– А камеры на что?
– Камеры можно и отключить, - наобум сказала Кэсс, еще не зная, что обрела вдруг талант предсказывать большинство поступков Эскера. - Пойдемте к Полковнику!
– Уж он-то нас не с лестницы спустит, он нас еще дальше пошлет… - усомнился Истэ. - Ему сейчас не до нас.
– О! - осенило Сэлэйн. - Не пойдем мы к Полковнику, мы пойдем в казарму к патрулю. Им заняться особо нечем, а один охламон вчера отчаянно строил мне глазки. Вот мы к нему и пойдем. Я на свидание, а вы - меня охранять. Наряд патрульных - идеальное алиби. А потом уже к медикам.
Четверка патрульных, коротавших досуг за игрой в кости, сперва восприняла пришествие восьмерых пилотов, как откровенный наезд. У одного на лбу красовался свежий, еще не успевший раскраситься во все цвета побежалости синяк, явно результат вчерашней попытки кого-то успокоить. Патрульные решили, что визит - продолжение вчерашних бесед, и сначала, вскочив из-за стола, потянули руки к парализаторам. Но потом один из них узнал Сэлэйн, Кэсс сказала что-то вполне мирное, в общем, обстановка теплела на глазах. По крайней мере, руки от стволов патрульные убрали, переместив их на пояса.
– Я, в общем-то, тебя одну приглашал прогуляться, - заржал тот, что был повыше и посимпатичнее прочих. По правде сказать, парень был - загляденье, с такой фигурой и мордой не в патруле ходить - во всеимперских хитах сниматься.
– А что ты думал, приличная девушка из высшего общества на свидание ходит только с охраной! - подмигнула Сэлэйн. - И то с разрешения мамы и папы, старшего брата и двоюродного дяди. Вот, пришла со всей родней, извольте встречать.
Патрульные рассмеялись, кто-то выставил на стол стаканы и бутылку. Стаканов было всего три, но двенадцать прекрасно делилось на три, а в бутылке оказалось что-то крепкое. Обнаружилось, что общаться с патрулем и можно, и даже относительно приятно. Кости, карты, анекдоты по кругу вслед за стаканами - получалась настоящая дружеская попойка. Особенно, учитывая, как старательно эскадрилья Кэсс создавала и поддерживала дружескую атмосферу, забыв про не самое теплое отношение к патрулям (удар парализатора обычно не располагает к любви и доверию) и аристократическую спесь.
– Ребята, сделайте доброе дело, - попросила Кэсс. - Закройте дверь изнутри, на свой код, и не выпускайте никого до вечера, или пока всех не вызовут из диспетчерской. В общем, поодиночке - не выпускать.
Патрульные посмотрели на нее, потом пожали плечами.
– Это игра такая? - спросил красавчик, набирая нужный код.
– Типа того, - улыбнулась ему Кэсс, с трудом сдерживая зевоту.
Через полчаса ей совсем уж нестерпимо захотелось спать, и она отправилась к ближайшей койке. Разбудил ее Эрмиан, тряся за плечо. Кэсс показалось, будто она только что закрыла глаза, и она пробухтела что-то недовольное, но Эрмиан постучал пальцем по браслету. Оказывается, было уже поздно.
Заснула не она одна - Эрти и Эрин дремали, положив головы на стол, Рон и Истэ тоже оккупировали койки, Сэлэйн сидела в единственном кресле и клевала носом, почти не слушая очередной анекдот, которым красавчик-патрульный собирался ее, видимо, уморить. Одна Ристэ, как ни в чем не бывало, обыгрывала тройку патрульных в карты.
На этот раз медики их подальше не послали, но и ничего особенного делать не стали - рассовали по свободным капсулам, включили программы. На этом день и завершился - для всех, кроме Кэсс.
Сигнал, разбудивший ее, был настолько предсказуем, что ей показалось, будто всю дорогу она так и лежала без мыслей, ожидая вспышки света и резкого тонкого звука. Но в теле уже было трезвое, легкое ощущение отдохнувших мышц, и в голове уже не гудело, и стены не качались перед глазами. Она неспешно оделась, медленно надевая брюки, ботинки, плотную трикотажную майку, китель, потом долго и вдумчиво причесывалась, укладывая пробор волосок к волоску, с удовольствием оправляла обшлага кителя, любовалась отполированными кем-то ботинками. В общем, всячески тянула время, как в детстве, когда ее внизу ожидал пирожок или новая игра, принесенная отцом, а она нарочито медленно выверяла домашние задания и раскладывала по местам учебные кристаллы. Знать, что подарок уже ждет ее, и оттягивать время до его получения было едва ли не приятнее самого подарка. Вот и сейчас она знала, что подарок - выражение лица Эскера, когда он узнает: никто не имел возможности навредить его драгоценному связному - уже принесен, упакован и ждет, когда она дернет ленточку.
У выхода ее встретил давешний "мрачный медик", и Кэсс пообещала себе, что немедленно после разговора спросит, наконец, как его зовут. Мысленно называть его "мрачным медиком" уже надоело.
– Вам сюда, - указал он на одну из дверей.
– Вы уверены? - переспросила Кэсс. - Не в штаб?
– Нет-нет, именно сюда, - медик распахнул перед ней дверь. В залитом пронзительным светом помещении центром интерьера являлся стол, а на нем покоился голый труп дедка. Было сразу ясно, что это именно труп - у живых не бывает такого блекло-синюшного оттенка кожи и настолько выпрямленных в последней судороге ног. Никаких ран или отпечатка веревки на шее от порога Кэсс не увидела, а на зрение она не жаловалась. Впрочем, она подошла поближе, заглянула в стеклянные мертвые глаза, поразившись тому, что зрачки настолько расширены - не видно радужки. Рот его был открыт, словно в безмолвном крике, по выражению лица было ясно, что умер он не сразу и не так уж легко. Губы были отчетливо синими, словно выкрашенными идиотской помадой.
– Поздравляю вас, Эскер, - рассматривая труп, сказала Кэсс, зная, что Эскер стоит где-то неподалеку. Она его не увидела, когда входила - в лицо ударил слишком яркий свет, а потом она смотрела уже только на покойника. Но видеть было и не надо, она и так чувствовала - он рядом. Взаимная ненависть связала их тонкой чувствительной нитью. - Я, конечно, не врач, но, по-моему, он совершенно, абсолютно, безнадежно мертв.
