— Когда ворота хакнули.
— Чего?
— Взломали!
Миролюб головой качнул: хакнули. Ишь сочно как!
— А Ханга ж баила — возвернется, и с тобой не прощевалась. Знала ведунья. Хитра, — вспомнил последнюю встречу. Смурна она была, а и сейчас повод невесел.
— Смотрю, до фига знаете. Только толку пшик, — буркнул Кирилл. Помнил он ту встречу — как забыть. И сейчас бы сказал старухе много «лестного». Не могла нормальным языком просто и четко все рассказать?! Тьфу на всю их аборигенскую сходку!
Всю ночь шли, по утру к десяти по часам Шерби, были у городища.
Не город — крепость. Дорога езжая к нему ведет, слева, справа лес примыкает, и кажется, что башенки из сосен вырастают.
— С той стороны зайти надо.
Сказано — сделано. Обошли, со стороны леса к стене подступились, там и калитка. У охранника спящего Шерби плащ забрал, чтобы своей формой не пугать до времени варваров, укутался до ботинок, а все равно взгляды подозрительные вызывал. Ушли от народа подальше, за бочками устроились. Миролюб ему пирог протянул и сам жевать начал:
— По дороге напек, что ли?
Парень только улыбнулся — бавится Ливень — «напек»! Как же! Взял у кумушки за глаза красивые, кудри златые. Жевал и поглядывал по сторонам, прикидывая где Халена быть может. И приметил пару на площадке башни справа, в аккурат за стеной закутка, где они с Ливнем устроились.
Миролюб даже приподнялся, вглядываясь и побледнел — точно, Халена и Богутар. А по краю башни стражи, да много.
Кирилл на него глянул и за взглядом проследил — пирог в горле встал. Увидел Шерби Анжину и кнежа — целовались те, обнимались. Вернее он обнимал и целовал, а она… нет, ну точно дурман — кукла в его руках.
Ну, скот, подожди! — вскочил и осел — Миролюб за плечо придавил:
— Рано.
— Положу!
— Годь! Воинов, глянь, иных я и не зрел, чей аймак не пойму. Влезем, зазря пропадем и оружие твое заковыристо не споможет. До башни лететь ты как? Бегом знать, а в обрат уже и конец. Годь, разведую.
Шерби зубы стиснул и присмирел, понимая, прав гридень. Но как хотелось в спину выстрелить Богутару! Даже бластер вытащил, но мужчина Халену выставил, как почуял. Потом на руки и потащил куда-то, исчез из вида. Шерби к стене, подтянулся и заглянул за нее — дворик пустой, за ним еще стена, за ней еще двор и лестница, не иначе в башню. И народу уйма. Большинство мужики вида грозного, с пиками, арбалетами, мечами, какими-то железяками, как булавы. Все в коже и расписаны — у кого лицо, у кого руки, у кого голые торсы — все в вязи.
Не полезть, — оценил: всех вдоем не снять, хоть и лазерники в руках.
А что ж их много так, расписных этих? Охрана «Богини». Чует значит, Богутар, что огребет по всему хребту.
Час и запыхавшийся Миролюб явился, Шерби хвать и обратно к калитке тащить:
— Куда?! — дернулся.
— Уходим!
Выбежали и в лес, а там в кусты. Шерби на парня смотрел спокойно, не понимая, что его взвело, а тот оглядывался и прислушивался — тихо вроде.
— Нельзя тебе в городище, — молвил наконец Ливню. — Гонец прискакал в Полешу, обсказал видно, что стряслось в вотчине сыновьей. Тулиться надобно до ночи. Полеш полон ратников из ярлов, не числя полешских гридней. Откель ярлов намело — не ведаю. Но чую, худо будет. Эти — зверье, роски-то зверята. Тут оружием твоим заковыристым с кондачка не проймет. Ночь ждать надо.
И поперек бы встать, а только затылок огладил — сам уже смекнул, что на рожон тут как в том поселенье не полезешь. Тупо и толку не будет. Ну, доберутся до Анжины, а вытащить не смогут. Ее нести придется, а с ношей на руке больно много не настреляешь. Миролюб же хоть и смелый парень, да умения у него мало, погибнет. И выходило, что ждать надо, а Анжине еще полдня в объятьях придурка находиться!
— Вломить бы им от души! — кулак сжал.
— Угу, — лицо оттер гридень. Было у него подозрение, что дело вовсе худо. И не токмо в Халене дело. — Рольхааальд тут, — буркнул.
— Еще один ведун?
— Зверь. Ярл. Кнеж ярлов, брат погибших князей росков и лютичей. Не к добру он тут, аки зверь в логовище, да еще с приплодом. Тьма вона ратников-то и все его — зрил по росписям. С безмирья пришли, а к чему? Лютичи и роски вместе гуливанят, а сил-то мало. Добре вы их подмели прошлым летом, а ноне опять головы подняли, воровство по украинам учиняют, но трошки. А с чего, опять же, голову подняли? Мы ж подивились, с чего закомура такая — мало им было? Не уразумели?
— Это ты к чему все?
— К ярлам. Не по нраву они мне — лютые шибко. Не люди. Эх, нашим бы обсказать!
— Иди. Я Халену вытащу сам.
Миролюб притих, головой покачав:
— Не больно в зелье верю — опоить же еще надо, а то, как с воительницей?
— Доверчива, как ребенок.
— Можа и так.
Помрачнел. Думать о худом не хотелось — с души воротило и жгло за скверну поквитаться. Только прав ли Ливень, опояна ли? Вона как целовались, миловались с Богутаром — тут не ведай, одно баить станешь — слюбились. А то, как нож к горлу, абы на саму Халену не натявкать, уж куда худе будет. А кабы и еще горше сладить не пришлось — рудой искупать содеянное.
— А еже ли слюбилась, что робить станешь? — уставился на мужчину, а в глазах страх и тоска, боль и непонимание. И понял Шерби — не одному ему в душу плюнули, и не только Богутары на Лефевре обитают, есть здесь и честь и правда, и люди душой чистые. Миряне одни из них.
— Я тут и о вас нехорошо подумал, ты уж не сердись.
— Чего уж, — отвернулся. — Не токмо Халену осквернили, позором нас всех покрыли. А зато голову на раз снимают, без промедления.
— Снимем, все головы снимем, — заверил Кирилл, помрачнев. Руки в кулаки сами сжались. Только вытащит Анжину, до мирян доведет — вернется и разнесет здесь все к чертям собачьим! А потом на Энту ее — хватит, нагулялась, «отдохнула», "в себя пришла"!
Богутар усадил Халену на постель, целовать начал, а тут Рольхаальда Чернобог принес с разговором. Отошли к оконцу:
— Днем говорить не стал — сейчас скажу: побратим твоей бабы ушел. Положил воинов, ворота в щепы разнес и ушел, — сообщил с прищуром.
Богутар побледнел:
— Сюда не сунутся.
— Сунутся, если мы не опередим.
— Что ты хочешь? — насторожился мужчина.
— Самое время на Халену мирян часть оттянуть, за приманку ее выставить.
Богутар задумался — опасно то для девы.
С Анжины как схлынуло — как по утру ветер туман развевает, сильнее подув, так и тут развиднелось махом. И первое что услышала: разговор Богутара с Рольхаальдом. Что он это сразу поняла и сидела замерев, ничем себя не выдавая — позже сочтется.
