Толкнул парня к стене с другой стороны ворот:
— Прижмись!
Тот воина снял, и кивнул, прижался к стене — Кирилл с другой стороны. Выпустил заряд прямо в замок и, грохнуло. Ворота в щепы — полетело в разные стороны, жаром обдавая, пламенем.
Миролюб обалдел, волосами тряхнул, пыль и щепки скидывая: ядрена кочерыжка! Это ж что было-то?!
Народ в панике бегал, кричал, кто во что горазд.
Шерби парня от стены отодрал и за свободный уже проем толкнул. Дальше бегом в лес через холм. Немного и погоня за ними — конные ринулись, лучники. Засвистели стрелы.
Миролюб понял — заденут — подножку Ливню сделал и в траву оба полетели, развернулись на лету. Залегли и давай отстреливать всадников. Пары минут тем хватило, чтобы убраться — летели обратно, быстрее, чем за беглецами. А те опять в лес устремились. Пробежали опушку, через кусты проломились в чащу и осели у сосен, дух переводя.
Кирилл боезаряды проверил — нормально — еще на батальон, полтора хватит. Остальные зарядники вовсе целые.
— "Мечи, арбалеты", — скривился: прав Войстер — не фиг варваров баловать. За Богов приняли, ну и получите по-божьи! От каждого по способности и каждому по труду!
Миролюб горбушку хлеба из кармана достал, разломил, протянул. Пожевали, переглядываясь. Хорошо так на мху сидеть в прохладе и тишине лесной, но пора бы и решать.
— Где Полеш? — спросил Кирилл.
— За Халеной пойдешь? — смекнул.
— Естественно.
— В очи глянуть бажишь?
— Угу. Это самое, — кивнул с каменной физиономией.
— А она ли это?
— А кто? — оторопел: еще этого не хватало! Опять клон, что ли?! Откуда нарос?!
— Не ведаю. Та, что в святилище лежит мне ведома, а та что с Богутаром полешанским милуется ликом хоть и схожа, а не та. Не стала б Халена тако творить, при живом женихе голубиться мало со смертным — с родичем росков, ворогами нашими.
— Прям так и милуется?! — закипел Шерби.
— Так — не так, а не супротив.
Мужчины задумались, и думы скверные были:
— Ты точно ее видел?
— Зрил как тебя, Ливень, — кивнул.
— Кто?! — нахмурился Кирилл, слегка растерявшись.
— Ливень, — пожал плечами гридень.
Шерби закашлялся и, получив по дружески удар по спине с развороту, выставил ладонь: все понял. Фиг с вами, буду Ливнем…. Хорошо не Снегопадом. Это уж графу Феррийскому честь!
— И что видел-то?
— Как к плечику прижималась, как Богутар ее обнимал. Все видел. А и слыхал. И все одно бают — слюбились, сладились, в постели аки голубки лежали, а и простыню брачную апосля вывесили, чтобы сумнений не было — точно сладились, — не то скрипел, не то говорил. Омерзительно было, крутило душу и себя презирал за слова, но сказать надобно.
Шерби же бровь выгнул, задумавшись: простынь?
— Хрянь.
Двое детей у Анжины — опять аборигены что-то себе свое накрутили, женщину в девственницу превратив. Ну, идиоты! Да нет, скоты!
— Какая она была?
— Кто? Халена? Аки голубка — тиха и смирна. На коне перед князем сидела. Платье на ей парчево, сапоги яхонтами осыпаны, тесьма мужней через лоб, — не сказал — выплюнул. Жгло его мыслью, что явь, а не пустобрехство то.
А Кирилл глаз на мох щурил: не сходилось у него, чтобы Анжина "тиха и послушна" сидела не сама на коне, а перед уродом каким-то, голову ему на плечо положила, да еще в платье была. Ну, бред!
— Ты мне про кого рассказал? — уставился вопросительно на гридня.
— Про Халену, — нахмурился Миролюб: что не так?
Шерби встал, просторы лесные обозрел, ничего не увидев и, опять протянул, парня вопрошая:
— "Тиха и послушна"?
Это как быть может?
— А глаза какие?
— Какие? — плечами пожал, поднимаясь. — Пустые! Карие!
— "Пустые, карие", — протянул — вертелось что-то в голове, а не давалось. — Тихой Анжина сроду не была… Ну, наркотиков-то у вас нет, не развратила еще цивилизация «радостями». Спиртным травануть ее не могли, она б не смотрела — в отрубе была. Тогда что за метаморфозы? «Тихая» — блин, сказка просто. Как-то мы это уже проходили, — усмехнулся криво и, до Миролюба доходить стало, о чем Ливень скумекал:
— Хольга! — осенило.
— Это еще кто? Еще один муж выискался? Солить, что ли их будем? — уставился на парня, как на полоумного.
— Нет, то баба — знахарка, а вес имеет в тереме кнежьем, как сотник. Я еще подивился — чего это ее так возвысили. И девки шептали, что поят кнеженку, абы от лихоманки.
— Лихорадки, — кивнул Кирилл. — Есть такое, у вас подхватила. И тварь эта с косичкой мне говорил, что ее от лихорадки вылечат. Хрень полная, но кто знает? Гомеопатия не худшее средство.
Миролюб ресницами хлопнул, мало что из слов Ливня сообразив, но свое выдал:
— Можа опоили?
— Чем? Говорю, наркоты у вас нет, вино — вырубит ее, спать будет непробудно.
— Нар — кого?
— Накротиков — дурмана!
— Есть дурман! — даже вытянулся, смекнув — а ведь могло быть — опоили деву! Ай, аспиды, ахиды, лешаки! Ну, боись, устроим ужо! Это ж где видано девку опоем под венец?! Это ж как на супостатство тако сдвинулись?!
— Дурман? Что за фигня?
— Трава такая, знахарки и ведуны ее ведают. Покой от нее, лень да дым в главе.
Кирилл затылок огладил — ну, вот и приехали.
— Двинулись к Полешу, там разберемся, Халену заберем.
Парень с готовностью пошел вперед: верно Ливень баит, а ему — срам! Как сразу не смикитил и в скверну поверил? Встренится с Халеной, повинится!
— Антидот — то есть от дурмана? — спросил его Кирилл, зашагав по лесу вровень.
— Кто?
— Противоядие!
— Так не яд — зелье.
— Ну — противозелье! — черт бы их всех драл!
— Нет, само спадает, как срок выходит.
"Здорово!" Мало было печали, еще дурману накачали!
— На организме сказывается?
— Чего? Закомуриваешь ты Ливень, — головой качнул — едино собрат Халены — речи одно — не прознать про что.
— На теле как отражается?!
— А никак. Чему отражаться?
— Тьфу! Болеют после дурмана вашего?!
— Нет, — немного испугался — гневен Ливень. И хмыкнул. — Не поскучать с вами, Богами.
— Это да, — усмехнулся и Шерби. — Апокалипсис на вынос устроить — не проблема. А кто-то отдохнуть да в себя прийти на Лефевр двинулся, — протянул, вспомнив желание Анжины. — Ну, ну, отдыхаем по полной программе.
Она ладно, после того, что было и любая бы как черт от ладана от мужа бежала, но Кирилл-то дурак?! О чем думал?! Пошел у нее на поводу, а огребает опять она.
— Ядрена кочерыжка.
— Ты как дядько Купала ругаешься.
— Это ты ругался.
— Когда?
— Когда ворота хакнули.
