– Гласс,– сказал он хрипло,– ты была в Тюрьме.
Гласс кивнула.
Люк на миг перевел на нее взгляд, потом вздохнул, потянулся и положил ладонь на спину Гласс. Через ткань своей футболки она чувствовала давление его пальцев, и кожа ее млела от восторга, пусть даже Гласс была в смертельной опасности.
– Входи,– сказал он, подталкивая ее в квартиру.
Камилла с недовольным видом посторонилась, и Гласс вошла. Люк быстро закрыл за ними дверь.
Маленькая жилая часть квартирки была темна – Люк и Камилла не включили свет. Гласс изо всех сил постаралась не думать об этом, а Камилла тем временем уселась в кресло, которое прабабушка Люка когда-то нашла в Обменнике. Гласс почувствовала себя неловко – она не знала, где ей сесть. Ей казалось диким, что она теперь бывшая девушка Люка. Даже то, что она – беглая арестантка, не было для нее настолько чудовищным. Чтобы примириться со своей криминальной биографией, у нее было целых шесть месяцев в Тюрьме, но Гласс даже вообразить себе не могла, что когда-нибудь будет стоять в этой квартире и чувствовать себя совершенно посторонней.
– Как ты сбежала? – спросил Люк.
Гласс помолчала. В Тюрьме она постоянно думала о том, что скажет Люку, если ей когда-нибудь выпадет шанс вновь с ним увидеться. И вот они наконец-то снова рядом, но теперь все выдуманные речи показались поверхностными и эгоистичными. Она своими глазами видела, что у него все прекрасно; с какой стати тогда ей вываливать на него всю правду? Разве что для того, чтобы снова завоевать его и почувствовать себя не так одиноко. Поэтому Гласс всего лишь поведала ему дрожащим голоском о сотне, о ее тайной миссии, о захвате заложника и о погоне.
– Я только не понимаю,– тут Люк покосился через плечо на Камиллу, которая бросила притворяться, что ей совсем неинтересно,– почему тебя вообще арестовали?
Гласс смотрела в сторону, не находя в себе сил встретиться с ним взглядом и судорожно пытаясь придумать какой-нибудь ответ. Она не могла сказать ему правды – только не теперь, когда он нашел себе другую, когда стало очевидным: он не чувствует к ней того, что она чувствует к нему.
– Не могу сказать,– тихонько проговорила она,– ты не поймешь…
– Ладно, неважно,– на полуслове оборвал ее Люк,– я много чего не могу понять, ясно же, что ты так считаешь.
На краткий миг Гласс захотелось оказаться на челноке вместе с Кларк и Уэллсом. Стоя рядом с любимым, она все равно чувствовала себя ужасно одинокой. Она не могла вообразить большего одиночества даже на всеми покинутой Земле.
В первые десять минут полета заключенные были слишком взволнованы стрельбой, чтобы заметить, что они оказались в космосе и стали первыми людьми, покинувшими Колонию за последние почти 300 лет. Лжеохранник добился своего: когда дверь челнока почти закрылась, он оттолкнул обмякшее тело Канцлера и ввалился внутрь, рухнув на сиденье. Кларк поняла по потрясенному выражению его побледневшего лица, что стрельба совершенно не входила в его планы.
Но саму Кларк зрелище подстреленного Канцлера встревожило гораздо меньше, чем то, что она увидела чуть раньше.
На челноке был Уэллс.
В первый момент, когда он возник в дверях, девушка решила, что у нее галлюцинации. Вероятность того, что она повредилась рассудком от пребывания в одиночной камере, была несравненно выше вероятности появления сына Канцлера среди заключенных. Она и без того была слишком потрясена, когда через месяц после вынесения ее собственного приговора в одной из соседних камер вдруг объявилась Гласс, лучшая подруга Уэллса. А теперь, значит, еще и сам Уэллс? Это казалось невозможным, но какой смысл отрицать очевидное? Она видела, как он вскочил на ноги, когда его отец оказался в заложниках, и как рухнул обратно на свое место, когда настоящий охранник выстрелил по поддельному, и тот ввалился в двери, весь в крови. На миг в Кларк взыграли старые инстинкты, побуждая ее бежать на помощь Уэллсу. Однако нечто более жесткое, чем ремень безопасности, вынудило ее остаться на месте. Ноги Кларк будто приросли к полу. Это он виноват в том, что ей пришлось увидеть, как ее родителей ведут на казнь. Как бы больно сейчас ему ни было, боль все равно слабее, чем он того заслуживает.
– Кларк.
Она посмотрела по сторонам и увидела Талию, которая улыбалась ей, сидя в одном из передних рядов. Ее бывшая сокамерница развернулась в кресле и была единственным человеком во всем челноке, который не пялился на лжеохранника. Несмотря на мрачные обстоятельства, Кларк не смогла удержаться от ответной улыбки – такое уж свойство было у Талии. Даже в те дни, когда казнили родителей Кларк и арестовали ее саму, когда ей трудно было даже дышать от свалившегося на нее тяжкого горя, Талия умудрилась рассмешить ее, передразнивая самодовольного охранника, шаркающая походка которого моментально сменялась чеканным шагом, если ему казалось, что девушки на него смотрят.
– Это он? – одними губами проартикулировала Талия, качнув головой в сторону Уэллса.
Талия была единственным человеком, которая знала всю правду – не только о родителях Кларк, но и о том невыразимо ужасном поступке, который совершила Кларк.
Кларк тряхнула головой, давая понять, что сейчас не время для подобного разговора. Талия снова принялась жестикулировать. Кларк собралась было сказать подруге, чтобы та заткнулась, но тут взревели, оживая, двигатели, и ее губы затряслись вместе с непроизнесенными словами.
Итак, это на самом деле произошло. Впервые за несколько веков люди покинули Колонию. Она бросила взгляд на своих спутников и увидела, что те тоже невольно притихли, в молчании прощаясь с оставленным позади родным миром.
Однако торжественная атмосфера царила недолго. В последующие двадцать минут челнок наполнился нервозной, возбужденной болтовней сотни человек, которые еще несколько часов назад и не помышляли ни о каком полете на Землю. Талия попыталась докричаться до Кларк, но ее слова потонули в общем шуме.
Кларк могла беседовать только с двумя девушками, что сидели впереди нее. Они спорили о том, пригоден ли земной воздух для дыхания.
– Лучше уж сразу окочуриться, чем мучиться, постепенно подыхая от отравы,– мрачно изрекла одна из них.
Кларк, пожалуй, была с ней согласна, но держала рот на замке. Нет смысла строить предположения: путь до Земли недолог, и буквально через несколько минут они узнают, какая судьба им уготована.
Кларк обернулась к иллюминатору. В нем были видны лишь мутно-серые облака. Вдруг челнок тряхнуло, все разговоры сразу стихли, и раздался общий судорожный вздох.
– Все в порядке,– крикнул Уэллс. Это были его первые слова с тех пор, как дверь челнока закрылась.– При вхождении в атмосферу Земли должна возникать турбулентность.