Купер мучительно покраснел.
— Я не очень хорошо владею Единым межвременным языком, сэр.
— Это еще почему? Сколько времени вы учитесь?
— Меньше года, сэр.
— Меньше года? Сколько же вам лет?
— Двадцать четыре биогода, сэр.
Харлан посмотрел на него широко раскрытыми глазами:
— То есть вы хотите сказать, что вас взяли в Вечность в возрасте двадцати трех лет?
— Да, сэр.
Харлан опустился на стул и сжал руки. Такие вещи попросту не делались. Самым подходящим для вступления в Вечность считался возраст в пятнадцать-шестнадцать лет. Что это значит? Может быть, Твиссел придумал новый способ испытать его?
— Садись и давай приступим. Твое полное имя и номер твоего Столетия?
— Бринсли Шеридан Купер из 78-го, сэр, — заикаясь, ответил Ученик.
Харлан немного смягчился. Это было близко, почти рядом. Всего на семнадцать веков раньше его собственного Столетия. Можно сказать, соседи во Времени.
— Тебя интересует Первобытная история?
— Я почти ничего о ней не знаю. Меня просил ею заняться Вычислитель Твиссел.
— А чем ты еще занимаешься?
— Математикой. Механикой Времени. Пока что я познакомился только с самыми основами. У себя в 78-м я чинил спидиваки.
Харлан даже не поинтересовался, что такое спидиваки. Они могли оказаться чем угодно — от пылесоса до счетной машины. Ему это было безразлично.
— А историю ты никогда не изучал?
— Я проходил историю Европы.
— Ты, наверно, из тех мест?
— Да, я родился в Европе. Нам, конечно, в основном преподавали современную историю. Начиная с революции 54-го, то есть я имел в виду 7554-го года.
— Отлично. Для начала выкинь все это из головы. История, которую учат Времяне, лишена всякого смысла; она меняется с каждым Изменением Реальности. Сами они, разумеется, даже не подозревают об этом. Для каждой Реальности ее история кажется единственной. С Первобытной историей дело обстоит совершенно иначе. Собственно, в этом-то заключается вся ее прелесть. Что бы мы ни делали, Первобытная история всегда остается неизменной. Колумб и Вашингтон, Шекспир и Герефорд — все они существуют.
Купер нерешительно улыбнулся. Он провел мизинцем по верхней губе, и Харлан заметил на ней темную полоску, словно Ученик отращивал усы.
— Скоро год, как я здесь, а все никак не могу… вполне привыкнуть.
— К чему именно?
— К тому, что меня отделяют от дома пятьсот веков.
— Я и сам немногим ближе. Я ведь из 95-го.
— Вот и это тоже. Вы старше меня, но в другом смысле я старше вас на семнадцать веков. Я вполне могу оказаться вашим прапрапрапра- и так далее — дедушкой.
— Какое это имеет значение? Допустим, так оно и есть.
— Ну, уж знаете… с этим еще надо свыкнуться. — В голосе Купера зазвучали мятежные нотки.
— Мы все в одинаковом положении, — сухо заметил Харлан и приступил к уроку.
Три часа занятий истекли, а Харлан все еще растолковывал Куперу, как это получилось, что до 1-го Столетия существовали еще и другие.
— Но разве 1-е Столетие не было действительно первым? — жалобным голосом спросил Купер.
На прощание Харлан вручил Ученику книгу, не самую лучшую, но вполне пригодную для первого знакомства с предметом.
— Позднее я подберу тебе что-нибудь посерьезнее, — пообещал он.
К концу недели темная полоска на губе Купера превратилась в маленькие, хорошо заметные усики, которые подчеркивали узость его подбородка и старили его лет на десять. «Не очень-то они тебя красят», — подумал Харлан.
— Я прочел вашу книгу, — сказал Купер.
— Что ты о ней думаешь?
— Как бы это сказать… — Последовала длительная пауза, после чего Купер начал снова: — Последние Первобытные Столетия немного похожи на 78-е. Я никак не мог отделаться от воспоминаний о доме. Два раза я видел во сне свою жену…
— Жену?! — взорвался Харлан.
— Я был женат, прежде чем попал сюда.
— Разрази меня Время! Неужели твою жену тоже взяли сюда?
Купер отрицательно покачал головой:
— Я даже не знаю, не затронуло ли ее прошлогоднее Изменение? Если так, то возможно, что она уже и не жена мне.
Харлан постепенно собирался с мыслями. Конечно, если Ученика берут в Вечность в возрасте двадцати трех лет, то вполне может оказаться, что он женат. Один беспрецедентный факт влечет за собой другой.
Что творится на свете? Начни только менять законы, не успеешь и оглянуться, как наступит хаос.
— Надеюсь, ты не собираешься прогуляться в 78-е и выяснить, чья она теперь жена? — Он не хотел быть грубым, но слишком уж велико оказалось его беспокойство за судьбу Вечности.
Ученик поднял голову; глаза его были холодны и спокойны.
— Нет.
Харлан смущенно поерзал на стуле.
— Вот и хорошо. У тебя больше нет семьи. Никого нет. Отныне ты Вечный и забудь обо всех, кого ты знал там, во Времени.
Купер поджал губы и быстро проговорил с сильным акцентом:
— Вы рассуждаете как типичный Техник.
Харлан ухватился обеими руками за крышку стола.
Хриплым голосом он произнес:
— На что ты намекаешь? На то, что я — Техник и, следовательно, Изменения — дело моих рук? Поэтому, мол, я защищаю их и требую, чтобы ты им радовался? Послушай, мальчик, ты еще года здесь не провел, даже говорить как следует не научился. Ты еще весь напичкан Временем и Реальностью, но уже вообразил, что все знаешь о Техниках и можешь лягать их как тебе заблагорассудится.
— Простите, — торопливо проговорил Купер, — я не хотел вас обидеть.
— Пустое, разве можно обидеть Техника? Просто ты наслушался разговоров. Говорят же: «Черств, как Техник» или: «Техник зевнул — миллиона людей как не бывало». И еще кое-что в том же духе. Так в чем же дело, Ученик Купер? Решил присоединиться к общему хору? Захотелось стать взрослым? Вообразил себя крупной шишкой в Вечности?
— Я же сказал — простите.
— Ладно. Мне только хотелось сообщить тебе, что я стал Техником месяц назад и что я не совершил еще ни одного Изменения Реальности. А теперь давай займемся делом.
На другой день Старший Вычислитель Твиссел вызвал Эндрю Харлана в свой кабинет.
— Послушай, мой мальчик, как ты посмотришь на то, чтобы прогуляться во Время и произвести МНВ? — спросил он.
Это предложение подвернулось как нельзя более кстати. Все утро Харлан со стыдом вспоминал о своей трусливой попытке отмежеваться от ответственности, о наивном ребячьем выкрике: «Не вините меня, я еще не сделал ничего плохого». Этот выкрик был равносилен признанию, что в работе Техника и в самом деле есть нечто постыдное, а он, Харлан, еще новичок, у которого просто не было времени стать преступником.
