Четыре оглушительных выстрела в замкнутом лестничном пространстве слились в единый грохочущий гул.
Четверо центурионов, отброшенные назад выстрелами в упор, покатились вниз по лестнице, сбивая с ног и увлекая за собой остальных.
Пока длилась эта неразбериха, Матфеев выстрелил еще несколько раз в кучу перемешавшихся живых, умирающих и мертвых тел и, сделав шаг в сторону под прикрытие лестничного марша, быстро сменил в пистолете обойму.
Центурионы отступили на этаж, оставив на площадке шесть человек. Двое из брошенных были только ранены и пытались отползти к своим. Остальные тела лежали неподвижно.
Матфеев посмотрел на Павла.
Павел взирал на происходящее широко раскрытыми, полубезумными глазами, которым сам же отказывался верить. Чтобы такое происходило в центре Москвы?..
– Ну как, парень? – подмигнул ему Матфеев.
Павел покрутил головой, словно стараясь протолкнуть застрявшую в горле кость, и издал какой-то нечленораздельный булькающий звук.
– Понятно, – ухмыльнулся Матфеев. – Шайха, выведи его отсюда. Думается мне, следующую атаку центурионы подготовят более основательно.
Шайха дернул Павла за рукав и кивком головы велел следовать за собой.
Дважды приглашать парня не пришлось. Он что было духу припустился следом за своим провожатым.
– Павел, береги книгу! – крикнул им вслед Матфеев. – Я очень скоро найду тебя, и тогда мы закончим наш разговор!
В квартире все-таки имелся другой выход.
Шайха долго вел Павла по темному коридору. Временами по сторонам мелькали мутные зеркала, отраженные в них канделябры с зажженными свечами, неясные картины в потемневших золоченых рамах, складки пыльных, пропахших нафталином портьер. Миновав ведущую вниз винтовую лестницу, показавшуюся Павлу бесконечной, они очутились в просторном полутемном зале, освещенном отблесками пылающего в камине огня. Огромный стол в центре, накрытый к обеду, ждал гостей, которые, казалось, должны были появиться с минуты на минуту. Но Шайха, не давая Павлу возможности задержаться и осмотреться, вел его все дальше и дальше через нескончаемую вереницу сумрачных переходов, комнат, лестниц и дверей.
Когда Павел пытался о чем-то спросить своего провожатого, тот в ответ только что-то невнятно бурчал и ускорял шаг.
И, когда Павел уже решил, что конца этому лабиринту не будет, Шайха вдруг остановился и, указав рукой на свет, брезжущий впереди, растворился в темноте.
Пройдя еще несколько метров, Павел уперся в железную дверь, через зарешеченный верх которой пробивался дневной свет.
Открыв дверь без особых усилий, Павел оказался на тихой, глухой московской улочке. Чуть в стороне, сидя на скамейке, мирно беседовали старушки, время от времени поглядывая на копошащихся в желтой опавшей листве внучат.
Павел обернулся. В том месте, гда только что была дверь, он увидел лишь глухую кирпичную стену.
Придя домой, Павел первым делом забрался под душ. Под горячими, жесткими струями заныл на спине след от хлыста смотрителя.
Запрокинув голову назад, Павел подставил лицо потокам воды. Голова казалась пустой, надутой одним воздухом.
Что же это творится? Отрицать реальность происходящего, отказываться верить, что где-то совсем рядом существует иной мир, в котором есть центурионы, крылатые женщины и крысы с ручками, как у младенцев, Павел больше не мог. Но и поверить в этот бред, поверить в Мир сна было бы равносильно тому, что признать себя сумасшедшим!.. Либо смириться с тем, что с ума сошел весь мир.
Павел мрачно усмехнулся, вспомнив, что как раз себя-то сумасшедшие считают самыми нормальными людьми.
Из прихожей раздалась призывная трель дверного звонка.
Наскоро обтеревшись полотенцем и накинув старый изрядно поношенный махровый халат, Павел вышел в прихожую и открыл дверь.
На пороге стоял милиционер: маленького роста, едва достающий фуражкой Павлу до плеча, зато при роскошных буденновских усах. На погонах у него золотились новенькие капитанские звездочки.
Милиционер переложил папку, которую держал под правым локтем, под левую руку, смущенно кашлянул в кулак и произнес неожиданно густым басом:
– Разрешите войти?
– Да, конечно. – Павел сделал шаг в сторону, пропуская милиционера в прихожую.
Пройдя в комнату, капитан сел на самый краешек предложенного стула и аккуратно положил папку на колени.
– Я имею честь разговаривать с Павлом Гардиным? – необычайно церемонно поинтересовался он.
– Да, – кивнул головой Павел, усаживаясь напротив.
Про себя он, улыбнувшись, отметил, что так, должно быть, обращались к своим собеседникам городовые. Слышать же подобную речь от капитана милиции было в высшей степени странно. Впрочем, у каждого свои причуды.
– С Павлом Геннадиевичем? – уточнил капитан.
Павел кивнул еще раз.
Милиционер нервно постучал пальцами по папке.
– Дело, Павел Геннадиевич, в следующем, – начал он. – Дело, прямо скажу, для меня не очень-то привычное… Деликатное… Несколько дней назад в нашем с вами районе была обворована квартира известного ученого, историка Мирцина… Случайно не знакомы? – Павел отрицательно покачал головой. – Грабители, они, сами понимаете, считают, что если человек – мировая знаменитость, значит, у него вся квартира должна быть забита золотом и хрусталем, валютой да видюшниками. Ничего этого они в квартире Мирцина не нашли. Со злости, что ли, вынесли почти всю его библиотеку, которая на самом-то деле как раз и представляет собой огромную ценность. Начали сдавать книги в букинистические магазины в разных концах Москвы. Профессор сам с утра до ночи носится по городу, выискивая среди книжных развалов свои книги. Мы тоже стараемся ему помочь. У меня здесь, – капитан приподнял папку с колен, – вся его библиотека записана.
– Ну, а я-то тут при чем? – не понимая, к чему клонит милиционер, немного раздраженно спросил Павел.
Только сейчас он вдруг вспомнил, что милиционер не только не показал своего удостоверения, но даже не представился.
– Вчера в букинистическом магазине номер тридцать два вы приобрели книгу, – капитан заглянул в папку и прочитал: – Книгу Гэ Глумза «К истории зеркал и связанных с ними явлений симметрии сна». Мирцин через меня просит вас вернуть ему ее и готов не только возместить вам ту сумму, которую вы заплатили, но даже выдать вознаграждение. Эта книга, как он говорит, один из самых ценных экземпляров его собрания. Я бы, со своей стороны, посоветовал вам принять предложение ученого: поскольку библиотека Мирцина находится на государственном учете, книгу так или иначе придется вернуть. Лучше сделать это мирным путем. И не без выгоды для себя.
