— Может быть, — не совсем уверенно ответил Глеб. — Спасибо. Ну я пойду… Еще мне нужен декафазовый клайпер. Ну чего ты на меня уставился?
— Ничего… — Ильмар вздохнул. — Раньше мало кому нужен был клайпер. Пока на калькуляторе работал Захаров… Клайперы справа от кресла. Бери тот, который в футляре.
Помрачневший Глеб перекинул ремень от футляра через плечо.
— Сядь, — сказал Ильмар. — У нас на «Зените» очень глубокие залы. И самый глубокий из них именно этот.
«Бж-ж-ж-ж…» — кабина поехала к трапу. «Клац-клац…». Глеб перепрыгнул на причальную площадку.
— Что нового у вас на «чердаке»? — спросил вдогонку Ильмар.
Глеб обернулся и пожал плечами:
— Что у нас может быть нового?.. Настало время хоронить красивую мечту. Но почему-то шеф медлит… А так все нормально.
— Все нормально?! — зло удивился Ильмар. — Эх вы!.. А ведь это не ваша мечта. Вернее, не только ваша. Это моя мечта и мечта всех, кто работает на «Зените». Мечта всего человечества. Слышите, вы!.. Человечества!
— Сегодня мы с тобой жевали сыр, — напомнил Глеб. — Не знаю, обратил ли ты внимание на его особенность?
— Гм… В каком это смысле?
— В физическом.
— Ну, сыр как сыр…
— Особенность та, что в сыре есть дырки. Наша мечта — сыр, а результат ее воплощения — дырки. И человечеству — хочешь, не хочешь — придется это переварить. И тебе заодно с человечеством.
Глеб взялся за поручень трапа и взбежал по ступенькам.
Только что он лежал здесь, этот роскошный семицветный карандаш в металлическом корпусе — подарок сокурсника Йорки. Лежал на самом краешке пульта… Облокотившись на пульт, Квета заглянула в шахтный ствол — четырехугольный колодец, выплавленный из черного альфа-стекла на меркурианской базе «Аркад». «Хороший был карандаш», — подумала Квета. Далеко внизу поблескивали кольца эритронов…
Зашипела пневматика — в дверном проеме показался Глеб с треугольной сумкой клайпера через плечо.
— Доброе утро, — вежливо сказала Квета.
— Салют, — буркнул Глеб не особенно вежливо.
Поставил клайпер у ног, подозрительным взглядом окинул каре приборных панелей. Посвистел. Зеленоватые глаза, казалось, очень внимательно осматривали все вокруг, но только то, что находилось за пределами какого-то магического круга, центром которого Квета чувствовала себя, испытывая при этом странное неудобство.
— Вы рано сегодня, — сказал он. — Зачем?
— Вчера вы спрашивали то же самое.
— Ах да, приняли утреннее дежурство! Виноват… — Он оглядел черный купол диспетчерской с ярко светящимся кругом в зените и пояснил: — Однообразное существование — однообразные вопросы.
— Ну что вы! — робко улыбнулась Квета. — Здесь интересно. Совсем недавно какой-то мальчишка пытался узнать, не прячу ли я у себя сбежавшую гориллу!
Она мимолетным движением руки поправила над бровями колечки огненно-рыжих волос, покосилась на эмблему «Зенита» на рукаве и вдруг покраснела.
Девочка, подумал Глеб. Восторженный птенец. Глеб с лязгом и грохотом убрал переднюю стенку пульта и заглянул внутрь.
Но скоро она поймет, как у нас «интересно». Привыкнет смотреть в эту квадратную яму без особых эмоций и считать с достаточной точностью напряженность эр-поля. И сутки, которых всегда слишком много до отпуска…
Глеб настроил клайперный щуп, присел на корточки перед распахнутым пультом. Клайпер тонко завыл.
…А на Земле ей будет казаться, что отпуск тянется подозрительно долго. Сначала она будет как-то сопротивляться этому своему ощущению. Но в один из безоблачных полдней, устав разглядывать солнечный диск через очки-светофильтры, она заявится в бюро меркурианской связи в курточке с эмблемой «Зенита» на рукаве и потребует тридцать служебных секунд межпланетки. И ей дадут эти тридцать секунд. Не потому, что обязаны, а потому, что привыкли оказывать знаки внимания тем, кто с «Зенита». «Мне нужно, — скажет она в микрофон очень взволнованно, — просто необходимо вернуться досрочно. Я вас прошу!..» Через шесть с половиной минут поступит ответ. Шеф, как всегда, будет краток: «Да, разрешаю, — и безразлично добавит для буквоедов из службы Контроля: — В связи с необходимостью». Невероятно скучный перелет Земля — Меркурий, Меркурий — «Зенит», и вот она является на астероид с большим букетом сирени, счастливая, что наконец вернулась. Вернулась на круги своя… Четыре пульта вокруг квадратной ямы, однообразие экспериментов, тоска по далекой Земле, слезы в подушку, огромный шар пылающего Солнца…
Внезапно клайпер изменил тональность звучания. Глеб быстро сунул руку в недра пульта, нашарил нужный ряд тромб-головок. Квета, следившая за развитием ремонтных операций, вдруг спросила:
— Вы знаете, кто будет третий?
— Третий будет лишний, — рассеянно ответил Глеб. Он выдернул испорченную тромб-головку из гнезда, зачем-то потер о рукав и посмотрел прозрачную колбу на свет. — Хотите, я почитаю вам старых поэтов?
— Нет, я серьезно… — Девушка зарделась от смущения.
— Третий будет Ваал. Четвертый, как всегда, Туманов. Если, конечно, «Мираж» прибудет сюда без Калантарова, что вполне вероятно.
— Давно хотела спросить… Почему Ваал?
— Валерий Алексеенко, — терпеливо пояснил Глеб. — Сокращенно Ваал. Верно, это он царапается в дверь.
В дверную щель плечом вперед протиснулся Валерий.
— Салют! — весело рявкнул он. В шахтном колодце откликнулось эхо.
— Доброе утро, — поздоровалась Квета.
— Утро!.. — Глеб обхватил колени и поднял глаза к потолку. — Пещера, туманное утро, следы на песке, в руках большая дубина из натурального дерева… Когда я слышу земное «доброе утро», во мне просыпается питекантроп.
— Не надо паники, — сказал Валерий. — Быть может, это у тебя пройдет. И без особых последствий.
— Последствия будут. — Глеб выключил клайпер. — Если шеф задержит мне отпуск еще на неделю.
Валерий сочувственно покивал:
— Задержит. Мне предписано покинуть «Зенит» и удалиться в сторону Сатурна. И не делай большие глаза. Через час подойдет «Мираж», шеф не спеша направится к этому пульту и самолично запустит меня в гиперпространство… Я пришел вам сказать «до свидания».
— Я не буду делать большие глаза, — возразил Глеб. — Я буду делать большой и по возможности громкий скандал. Ты же умный человек, Ваал, ну пойми наконец: в океане научных идей есть идеи бесперспективные. Настолько бесперспективные, что даже молодые дерзкие энтузиасты науки вроде меня после энного количества лет бесперспективной научной работы становятся психами. Мне нужен отпуск.
