Рыбы-попугаи висели головами вниз, тихо шевеля серовато-фиолетовыми, в нежных красноватых пятнах хвостами, окаймленными белой полосой. Они старательно объедали маленькими толстогубыми ртами нежные коралловые веточки на скале. Порою одни из них с наполненным ртом долго и рассеянно, как жвачку, прожевывали пищу. Немного выше Павлик заметил трех крупных рыб-попугаев, окруженных небольшой стайкой мелких синеполосатых губанов. Павлик сразу не понял, что делают эти губаны вокруг смирно висевших в воде огромных по сравнению с ними скарусов. Ему показалось сначала, что губаны вцепились в них со всех сторон и хотят разорвать на части. Но, приглядевшись, Павлик неожиданно громко рассмеялся.
— Парикмахерская! Рыбья парикмахерская! — вскричал он, не в силах удержаться от смеха.
Округлые головы попугаев, их щеки и жаберные крышки с плотно сидящими крупными яйцевидными чешуями были покрыты слоем белой коралловой пыли. Казалось, что толстые, расфранченные, разодетые в пух и прах баре отдали в распоряжение услужливых парикмахеров свои откормленные, густо напудренные морды. Губаны нежно и осторожно снимали эту коралловую пыль со щек и жабер попугаев, своих богатых родственников, и, очевидно, с наслаждением поедали ее.
В смех и возгласы Павлика, в непрекращающийся поток украинско-русской брани и возмущенных криков Скворешии под шлем Павлика ворвался голос зоолога:
— Чему смеешься, бичо?
И через минуту молчания послышался его тревожный оклик:
— Павлик! Павлик! Где ты? Куда ты девался?
Павлик оглянулся. Он был один. Успокоенная его неподвижностью, вновь расцвела и закипела вокруг него жизнь. Сколько времени он простоял здесь, зачарованный и окаменевший, в этом великолепном, непередаваемой красоты саду? Минуту или час? Где Арсен Давидович? Как найти его теперь в этой чаще? Как выбраться отсюда?
— Арсен Давидович! — дрожащим голосом послал он робкий призыв в зеленое безграничное пространство вокруг себя. — Арсен Давидович!
— Говори, Павлик! — послышался ответ. — Говори, говори! Я слушаю! Где ты? Отстрой Скворешню. Он мешает.
— Я среди кораллов. Я отстал от вас, Арсен Давидович… Только на минутку… Я не знаю, куда итти…
У него скривились губы, и он неожиданно всхлипнул.
— Бичо, ты только не пугайся! Стой хладнокровно, не сходи с места. Я недалеко: мы, наверно, только минут пять как разошлись, не больше. Посмотри вокруг себя, Павлик. Я шел через кораллы напролом. Посмотри, не видно ли моих следов: сломанных веток, кустов… Осмотрись внимательно, бичо.
— Да нет… Арсен Давидович, — дрожащим голосом говорил Павлик, беспомощно оглядываясь вокруг. — Они все одинаковы, ветки и кусты. Они все, как изломанные… ни… ничего не видно… Арсен… Арсен Давидович!..
Последние слова Павлик произнес почти шопотом, прерывающимся голосом; положение казалось безвыходным и далеко не соответствовало размерам мужества Павлика.
— Ну, и это не страшно, бичо. Не трусь, голубчик! Стой на месте и никуда не ходи. Я сбегаю к Скворешне, помогу ему, а потом — к тебе. Через пятнадцать-двадцать минут я вернусь.
— Хорошо, Арсен Давидович…
— Ты только стой неподвижно, и. никто тебя не тронет. На всякий случай надень перчатки.
У Павлика сжалось сердце от этих слов.
— Хорошо, Арсен Давидович… на…надену…
— Помни, как обращаться с ними. Включи ток. Лучше всего, обнимай врага обеими руками, обеими ладонями, плотно… Я уже бегу к Скворешне, говорю с тобой на ходу и буду говорить, чтобы тебе не было скучно одному. Если увидишь что-нибудь подозрительное, скажи мне.
Пока зоолог продолжал разговорами развлекать Павлика, мальчик снял сверток с пояса и с трудом не сгибающимися от страха пальцами развернул его. В руках у него оказались две белые резиновые перчатки не совсем обычного вида: каждая состояла из трех пальцев — для большого, указательного и одного общего для трех остальных. На вздутой ладони была видна выпуклая металлическая пластинка, а широкие длинные раструбы должны были далеко заходить за кисти рук. Павлик натянул перчатки на руки и пристегнул раструбы особыми кнопками к рукавам скафандра.
«Обнимай врага обеими ладонями», повторил он про себя.
Он оглянулся вокруг. Он готов был заплакать от страха. Какие враги? Кто они? Это, должно быть, что-то ужасное… Барракуда… Акула… Кто еще тут бывает? Барракуда… Акула… Обнять акулу…
Почти не слушая зоолога, Павлик с замирающим сердцем следил за каждой тенью, появлявшейся вдали, в зеленом сумраке.
Проплывали то в одиночку, то целыми стадами разноцветные нежно пульсирующие медузы. Мелькали рыбы, сверкая яркими красками. Проносились огромными стаями маленькие крылоногие моллюски с широкими плавниками и почти совершенно прозрачными, тонкими и нежными, как хрящ, раковинами. Креветки — изящные и тонкие морские рачки — стремительно охотились за ними и исчезали вместе с ними. Вдали мелькнула голубая искорка, скакнула вверх, упала вниз, встретилась с красной, синей, зеленой… Уже их сотни, тысячи, этих разноцветных, как драгоценные камни, скачущих вверх и вниз, во все стороны искорок. Вот уже все вокруг исполосовано, исчерчено миллионами и миллиардами сверкающих и горящих нитей и точек. Как будто густой дождь из крошечных пурпурных, сапфировых, изумрудных, золотых искр вихрем носится кругом. Это был танец сафирин, крохотных рачков из отряда веслоногих.
Раскрыв рот от восхищения, забыв и страх и одиночество, Павлик смотрел кругом, ослепленный чудесным зрелищем, машинально отвечая иногда на вопросы зоолога.
Внезапно из песка на дне возле ног Павлика взвилось огромное четырехугольное существо, бархатисто-черное, плоское, как железный лист. В одном его углу видна была большая раскрытая пасть, над ней, на бугорке, два сверкающих глаза. Два других угла волнообразно и быстро, как крылья, изгибались. С четвертого угла свисал тонкий, как хлыст, хвост с торчащим кверху длинным острым шипом. Это был скат. Он на лету поймал проплывшую слишком близко от его убежища на дне рыбу, проглотил ее и упал на дно. Там он быстро в несколько приемов взметнул тучу песку, и, когда она осела, скат исчез под ним.
Павлик этого уже не видел. Появление двухметрового чудовища было так неожиданно, что, подняв руки, в смертельном испуге, он кинулся в сторону, к высокой, как скала, отмершей колонне кораллов.
Едва лишь он успел отскочить, как что-то огромное, длинное, заостренное спереди взметнулось из-за большого соседнего куста и бросилось на него со стремительностью артиллерийского снаряда. Павлик почувствовал страшный удар в грудь, под его протянутой рукой пронеслась ужасная пасть, полная зубов, и огромные холодные глаза. Мелькнула мысль: «Обнять…»
