- Не надо, хозяин, - умоляла она.
- Ну, хорошо.
- Смотри, - сказала она, указывая на вход.
Я посмотрел, но ничего не увидел, только каменные бока портала и на каждом три круглых красных купола, каждый примерно в четыре дюйма шириной.
- Они безвредны, - сказал я, потому что сам несколько раз проходил мимо. Чтобы продемонстрировать это, я снова вышел из комнаты.
Стоя снаружи, я заметил кое-что, чего не увидел раньше. Над входом был вырезан горянский номер 708. Теперь я понял значение числа на ошейнике девушки. Я вернулся в комнату.
- Видишь, они безвредны.
- Для тебя, - ответила она, - но не для меня.
- Как это?
Она отвернулась.
- Рассказывай, - строго сказал я.
Она посмотрела на меня.
- Ты приказываешь?
Я не хотел ей приказывать.
- Нет.
- Тогда я тебе не расскажу.
- Ну, хорошо, - сказал я, - приказываю.
Она негодующе, со страхом и слезами посмотрела на меня.
- Говори, рабыня, - приказал я.
Она в гневе прикусила губу.
- Повинуйся.
- Может быть, - ответила она.
Я в гневе подошел к ней и схватил за руки. Она посмотрела мне в глаза и задрожала. Увидела, что должна будет говорить. Покорно опустила голову.
- Повинуюсь, - сказала она, - хозяин.
Я отпустил ее.
Она снова отвернулась и отошла к дальней стене.
- Давным-давно, - сказала она, - когда я впервые пришла в Сардар и нашла зал царей-жрецов, я была молодой и глупой. Я считала, что цари-жрецы очень богаты, и я, с моей красотой... - она повернулась, посмотрела на меня и откинула голову... - я ведь красива, правда?
Я посмотрел на нее. Хоть лицо ее было в слезах, волосы растрепались, одежда измялась, она была прекрасна, еще прекрасней в своем расстройстве, потому что оно уничтожило холодную отчужденность, с которой она держалась вначале. Я знал, что теперь она меня боится, но не понимал, почему. Это имеет какое-то отношение к двери, она боится, что я заставлю ее выйти.
- Да, ты прекрасна.
Она горько рассмеялась.
- И вот я, - продолжала она, - вооруженная своей красотой, решила прийти в Сардар и отобрать у царей-жрецов их богатство и силу, потому что мужчины всегда хотели служить мне, давали мне все, что я хотела, а разве цари-жрецы не мужчины?
Люди приходят в Сардар по самым неожиданным причинам, но то, что рассказала Вика, казалось мне невероятным. Только избалованная, высокомерная, честолюбивая девушка могла до такого додуматься, к тому же, как она сама сказала, молодая и глупая.
- Я стала бы убарой всего Гора, - смеялась она, - у меня за спиной были бы цари-жрецы и все их богатства и несказанная сила.
Я молчал.
- Но когда я пришла в Сардар... - она вздрогнула. Губы ее шевелились, но она, казалось, не в состоянии говорить.
Я подошел к ней, положил руки ей на плечи. Она не сопротивлялась.
- Вот это, - сказала она, указывая на маленькие круглые купола по обе стороны от входа.
- Не понимаю, - ответил я.
Она высвободилась и подошла к входу. Когда до входа оставался примерно ярд, красные выпуклости засветились.
- В Сардаре, - сказала она, поворачиваясь ко мне и дрожа, - меня отвели в туннель и надели на голову отвратительный металлический шар с проводами и огоньками, а когда меня освободили, мне показали металлическую пластинку и сказали, что на ней записан мой мозг, все мои воспоминания, самые старые, самые первые - все там.
Я слушал внимательно, зная, что девушка, даже принадлежащая к высшей касте, мало что может понять из происшедшего с ней. Цари-жрецы разрешают представителям высших каст на Горе доступ только к знаниям второго уровня. Низшие касты получают только отрывочные сведения знаний первого уровня. Я полагал, что есть и третий уровень, предназначенный только для самих царей-жрецов, и рассказ девушки подтверждал мое предположение. Я сам не разобрался бы в действии машины, о которой она говорила, но ее назначение и теоретические принципы в целом мне были ясны. Она говорила о сканере мозга, который делает трехмерные микросрезы, особенно наиболее глубоких и наименее подверженных изменениям участков мозга. Получившаяся в результате пластина-запись более индивидуальна, чем отпечатки пальцев; она так же уникальна и неповторима, как ее жизнь; в сущности это и есть физическая модель ее жизни, изоморфный аналог ее прошлого, всего, что она испытала.
- Эта пластинка, - сказала она, - хранится в туннелях царей-жрецов, а эти, - она вздрогнула и указала на выпуклости, несомненно, сенсоры какого-то типа, - ее глаза.
- Должна существовать какая-то связь, может быть, луч между пластинкой и ими, - сказал я, осматривая выпуклости.
- Ты странно говоришь, - заметила она.
- А что произойдет, если ты пройдешь между ними?
- Мне показывали. - Глаза ее были полны ужаса. - Провели между ними девушку, которая, по их мнению, не исполняла свои обязанности.
Я неожиданно вздрогнул.
- По их мнению?
- По мнению царей-жрецов, - просто ответила она.
- Но ведь есть только один царь-жрец, - сказал я. - Он называет себя Парп.
Она улыбнулась, но не ответила. Печально покачала головой.
- Ах, да, Парп.
Я думал, что когда-то здесь было больше царей-жрецов. Может, Парп последний из них. Не может быть, чтобы такое огромное сооружение, как зал царей-жрецов, построил он один.
- Что случилось с девушкой? - спросил я.
Она содрогнулась.
- Как ножи и огонь.
Теперь я понял, почему она так боялась покинуть комнату.
- Ты пыталась закрываться? - спросил я, глядя на бронзовый сосуд у стены.
- Да, - ответила она, - но глаза знают. - Она печально улыбнулась. Они видят сквозь металл.
Я удивился.
Она подошла к стене и подняла бронзовый сосуд. Закрывая им лицо, как щитом, приблизилась к входу. Выпуклости снова засветились.
- Видишь, - сказала она, - они знают. Они видят сквозь металл.
- Понимаю.
Я молча поздравил царей-жрецов с эффективностью их оборудования. Очевидно, лучи, исходящие из этих сенсоров и расположенные в части спектра, которую не воспринимает глаз человека, способны проникать через молекулярные структуры, как рентгеновские лучи проникают сквозь тело человека.
Вика угрюмо смотрела на меня.
- Я пленница в этой комнате уже девять лет.
- Мне жаль, - сказал я.
- Я пришла в Сардар, - рассмеялась она, - чтобы завоевать царей-жрецов и отобрать у них богатство и силу.
И, расплакавшись, побежала к дальней стене. Стоя лицом к ней, она продолжала плакать.
Потом повернулась ко мне.
- А вместо этого у меня только каменные стены и стальной ошейник рабыни!
И беспомощно в гневе попыталась сорвать ошейник. В ярости она дергала его, плакала и наконец перестала. Конечно, знак рабства остался на ней. Сталь рабских ошейников Гора не поддается рукам девушки.
