А дальше были сбитые в кровь ноги и руки, которыми приходилось цепляться за каменные выступы и кусты, отчаянно помогая себе крыльями. Дальше был шум в ушах, темнота в глазах, одышка и отчаяние, желание немедленно вернуться назад и жажда мести. Неутолимая жажда мести! Темное пламя саркофага, поглотившего тех, кого он любил, постоянно пылало перед его внутренним взором и жгло душу. Быть может, именно этот огонь и толкал Айса вверх? Самые неприступные участки он преодолевал исключительно на злости.
Стали попадаться побуревшие снежники. Высоко впереди над ущельем навис сине-зеленый язык ледника. Вдалеке показались и исчезли три летящие черные точки. Айс насторожился и, забравшись в скалистую расщелину, стал наблюдать. Однако, ничего примечательного ему обнаружить не удалось. Небо медленно покрывалось вечерним пеплом. Холодный ветер облизывал шершавым языком каменистые склоны, покрытые скудной кустарниковой растительностью. В расщелине было относительно тихо и тепло, ветер сюда не задувал. Сверху свешивались побеги с черно-синими незнакомыми Айсу ягодами. Он сорвал одну, осторожно попробовал — оказалось весьма вкусно. Тогда Айс вдоволь насытился ягодами и почувствовал как неимоверно устал. Он еще раз высунулся из расщелины. Небо было по-прежнему пусто, но уже активно обугливалось. Айс понял, что сегодня его восхождение закончено, спустился в расщелину пониже, притулился бочком между каменными стенами, спрятал голову под крыло и закрыл глаза.
Сон пришел сразу. Сначала глухой и беспросветный. Потом отдельные цветовые ноты, гаммы, аккорды и, наконец, целое цветовое произведение, незнакомое и странное, но величественное и прекрасное, ворвалось в спящее сознание Айса. Оно неспешно переливалось из одного конца спектра в другой, подолгу задерживаясь на совершенно неожиданных сочетаниях оттенков, заставляя Айса мучительно вглядываться в них, пытаясь постичь их глубокий смысл. А смысл существовал! Айс чувствовал его, но никак не мог перевести в соответствующие знаки — их попросту не было в его сознании. Айс во сне удивился такому открытию. Но если он был способен почувствовать этот ускользающий смысл, то, видимо, он ему не чужд? Или усталость, разреженный воздух, чуждая и опасная обстановка вызвали галлюцинаторные явления?.. Да и сон ли это, если он способен к подобным логическим умозаключениям?
А произведение все длилось и длилось, подчиняясь закону своей внутренней гармонии. В конце концов Айсу показалось, что он постиг эту гармонию. Он даже пытался прогнозировать переходы оттенков и так увлекся, что когда открыл глаза, то даже расстроился, увидев серую поверхность камня. Он быстро закрыл глаза снова, пытаясь вернуть прекрасное и странное сновидение, но, как это бывает с большинством сновидений, оно невозвратно исчезло.
Тогда Айс поднял голову и поразился желто-золотистому цвету неба. Он осторожно вскарабкался вверх по расщелине. Солнце, взобравшись на самую высокую вершину, безудержно заливало собой окружающее пространство, выжигало синеву неба, зелень растительности, аскетическую серость скал и холодную белизну снегов. И Айс вспомнил свой сон, в котором настойчиво повторялись именно эти желто-золотистые оттенки, и вдруг придумал знак своему сновидению: «предчувствие солнца».
* * *
Десятки холодных иголочек впивались в голые ступни. Приходилось выпускать когти и вцепляться ими в слежавшийся снег, чтобы не соскальзывать вниз. Айс отработал новую технику подъема на относительно пологих участках: сильно отталкиваясь ногами и одновременно взмахивая крыльями, ему удавалось разом преодолеть несколько метров.
И вот в одном из таких прыжков он вдруг завис в высшей точке и… стал набирать высоту! Вместо ослепительно-белого снега под собой он видел далеко внизу погруженные в темноту мерцающие снежные вершины. Над собой ослепительно звездное небо. Исчезли день, яростное солнце, колючий снег. Да и привычное самоощущение Айса исчезло — он ощущал себя громадной сильной птицей, ввинчивающей размашистую спираль своего полета в звездную глубину. Зачем? Да затем, что свобода включает в себя знание этих пределов. А разумное существо обязано быть свободным.
Чем выше поднимался Айс, тем больше времени приходилось тратить на адаптацию к новой высоте. А она становилась все менее и менее приспособленной для дыхания и полета. Айс вспомнил это уже пережитое им внизу ощущение и удивился подобию. И тут он почувствовал, что больше не набирает высоту: крылья, не находя опоры, проваливались вниз, и он несколько раз прошел по одному и тому же кругу. Что ж, вот и предел.
Посмотрев вниз, Айс увидел, как мал, как ограничен мир, в котором проходит его жизнь, и сколь необозрим, величествен Большой Мир. А что там, за пределом, который он не способен преодолеть? Айсу вдруг нестерпимо захотелось узнать ответ на этот вопрос, хотя он с горечью осознавал, что никогда его не узнает. И все же разум, быть может, и существует для того, чтобы задавать вопросы?.. Айс начал снижаться, ввинчиваясь в собственный доступный ему мир, и… оказался на снегу. Когти рефлекторно вонзились в ледяную корочку. Айс озирался, не понимая, что с ним произошло. Что это было? Кем он был? Быть может, тем самым гипотетическим сверхсуществом, в котором скрыта искомая разгадка?.. Тогда бой будет не из легких… Что ж, Айс не трус, но и не дурак. На этой высоте исход боя предрешен. Как же завлечь это существо вниз?..
Айс задрал голову. Вверху неприступно и ослепительно сияла острая, как клюв, вершина. Он сделал следующий прыжок…
Теперь он летел на каких-то странных, не сгибающихся крыльях. Может быть, даже и не на крыльях, а на странном их подобии. Это подобие было полупрозрачно и светилось в солнечных лучах. Множество нитей, плотно охватывая тело, тянулось к подобию крыльев и исчезало в их глубине. Однако, Айс почувствовал, что, напрягая разные участки тела и тем натягивая нити, он может слегка управлять крыльями и полетом. Он парил на восходящих потоках воздуха, четко улавливая его своенравные течения, завихрения, провалы. Он учился летать! Это открытие ошеломило Айса. Он не представлял, что взрослое крылатое существо может учиться летать. Но крылатое ли оно?..
На какое-то мгновение Айс погрузился в красноватый полумрак, ощутил пронзительно скрипящую тяжесть вагонетки, врезающуюся в грудь и в горбы упряжь, тяжелый, ненавидящий, несущий смерть взгляд твердокрыла, застывшего в каменной нише возле тускло горящего факела. И, вырвавшись в следующее мгновение под солнце, навстречу упругому живительному ветру, ощутив под собой высоту, надежно охраняющую от врагов, почувствовал такую радость жизни, такое блаженство бытия, что от избытка чувств сделал целый каскад сложных фигур пилотажа, на которые до сих пор не решался…
