— Это щит…
— Подожди, — сказал я. — Кто–то из нас должен будет отключить питание, а кто–то — открыть замок. После этого электричество нужно подать в дом снова. Открывать дверь буду я. Ты не должна оставаться одна внизу ни на минуту… — Я сделал паузу, ожидая возражений, но Лотта согласно кивнула. — Значит, отключать будешь ты. Пойдем, я покажу тебе эту автоматику.
— Не надо, — сказала она. — Я знаю, что там все просто. Разберусь.
Я с сомнением покачал головой, но ничего не сказал.
Мы спустились вниз. Лотта щелкнула выключателем, и в ярком свете люминесцентных ламп я увидел узкий чистый коридор. Он проходил через весь дом и утыкался в глухую стену. Глядя в конец коридора, я спросил:
— А что, окон в подвале нет?
— Нет, — ответила Лотта. — Только кондиционеры. В ином случае я бы смогла увидеть, кто бормочет в помещении у Грега.
Мы подошли к единственной в подвале стальной двери.
— Эта? — напряженным голосом спросил я, хотя и так все было ясно. И нервически сжал фонарь, его пластмассовый корпус опасливо скрипнул. Лотта ничего не ответила, а прижала ухо к двери и тихо спросила:
— Слышишь?
Я замер и чутко прислушался. Из–за двери явственно, но очень тихо раздавались длинные рокочущие звуки. Через несколько секунд они сменились невнятным бухтением. Это было похоже на ворчание старого пьяницы, который не может выговорить ни слова, но попыток выразить мысль не оставляет…
Я шагнул от двери:
— Все, Лотта, иди. Нечего тянуть.
Она, не говоря ни слова, ушла. А через минуту свет в коридоре погас.
И я услышал, как сдвинулись ригели электрического замка. Дверь была открыта.
Кромешная темнота обступала меня со всех сторон, но в тот момент я почему–то напрочь забыл о фонаре. Бормочущие звуки за дверью неожиданно смолкли, и я теперь не слышал ничего, кроме собственного, учащенного волнением дыхания. Мной овладела нерешительность. Я замер. И подумал, что все–таки погорячился, придя сюда без револьвера.
«Открывай скорее! — мелькнула мысль. — Сейчас Лотта опять подаст электричество!»
Я резко выдохнул и потянул на себя тяжелую махину двери. Она бесшумно и плавно стала открываться. В образовавшийся проем на пол коридора упала кровавая полоса слабого света Аварийное освещение, понял я. И подумал, что лаборатория профессионального программиста Грегори Рута наверняка оснащена компьютерами. А они не терпят скачков напряжения. И уж где–где, а в своем «помещении нулевого уровня» Рут постарался организовать бесперебойное электрическое питание… И еще я подумал о том, что до сих пор не включил фонарь. И тут же забыл о нем, чутко вслушиваясь в пространство, из которого лился кровавый свет…
Ни звука. Все мои чувства были напряжены до предела, но я не уловил за дверью чужого присутствия.
И, увеличив проем до ширины своих плеч, шагнул в помещение.
В красной полутьме большого зала с низким потолком никого не было. Во всяком случае, в тот момент я никого не увидел. Посреди лаборатории стоял широкий и длинный стол. Он был заставлен высокими корпусами системных блоков и других незнакомых мне приборов. Там же теснились стойки со здоровенными плоскими мониторами и пластиковые полки для бумаг и лазерных дисков. Свет давали контрольные светодиоды источников бесперебойного питания и индикаторные панели приборов.
Я осторожно обшарил взглядом утопающие в темноте углы и стены и двинулся к столу. Нагромождение аппаратуры не давало мне увидеть, что скрывалось за ним. А именно там должно было стоять рабочее кресло Рута: компьютерная клавиатура и управляющие панели системных блоков смотрели в ту сторону.
Подойдя к столу еще на два шага, я услышал, как шумят вентиляторы процессоров. И еще я увидел, что на верхней плоскости одного из мониторов тускло мерцает глазок цифровой видеокамеры. И направлен он прямо на меня.
Мне это не понравилось. Если видеокамера работает, подумал я, то информация автоматически преобразуется беспрерывно работающим компьютером в видеофайлы и, возможно, пересылается по Сети. Куда? Кто за мной наблюдает?
Я не успел по–настоящему озаботиться этим вопросом. Потому что подошел к столу вплотную и…
Я увидел Грегори Рута.
И в этот миг тишина зала взорвалась отчетливым безумным бухтением.
И тут же за спиной раздался громкий шепот Лотты:
— Дэнни!
— Стой! — закричал я. — Не входи! — И все неотрывно смотрел на Рута.
Он никак не отреагировал на мой крик. Он не слышал. Рут сидел спиной ко мне, до головы закрытый спинкой крутящегося кресла. Его темный всклокоченный затылок мерно ерзал по кожаной обивке из стороны в сторону.
В такт размеренному рокотанию, которое теперь пришло на смену ворчанию безумца.
И так три дня, подумал я. Уже трое суток он бухтит и ерзает башкой по креслу… Или он сошел с ума, или бредит, или…
Или Лотта права, и это не Грегори Рут, а…
Последнюю мысль я завершить не успел. Потому что услышал, как Лотта шагнула в лабораторию.
— Что там, Дэнни?
— Не смей приближаться к столу! — яростно зашипел я. — Я тебя позову, когда будет можно!
Больше всего я теперь боялся, что Лотта не выполнит моего указания и встанет рядом. Ей не нужно было видеть то, на что я смотрел.
— Почему ты не включила свет? — резко спросил я, чтобы сбить ее неуемное любопытство. А сам сделал осторожный шаг в сторону, обходя стол.
— Я включила, — виновато ответила она. — Но он не включается. Система перераспределения ресурсов ищет неисправность.
И дураку ясно, раздраженно подумал я, что она все перепутала и прекратила электроподачу так, что вывела из строя автоматику. Но бог с ней, лишь бы она сюда не совалась!
— Ладно, стой там! — Я медленно обогнул стол и приблизился к креслу. В нос ударил резкий запах. Такой, какой исходит от дохлых кошек. Волосы Рута в кровавой полутьме казались черными и почему–то были мокрыми. От пота?
От крови?..
Черная голова все так же мерно ерзала по обивке.
Я протянул руку и толкнул спинку кресла в сторону.
Кресло провернулось. Грегори Рут обратился ко мне лицом…
Еще несколько часов назад, когда я пытался представить себе Лоттиного мужа, мне рисовался высокий узколицый парень с крупными залысинами. Да, я представлял себе его приблизительно так. И за весь вечер не удосужился спросить у Лотты, как выглядит Рут, проверить, правильны ли мои догадки.
Проверка не удалась и сейчас.
У Рута, который сидел передо мной, не было лица. И тела, собственно, у него не было тоже. От него, тела, осталась одна задняя часть, некая оболочка, емкость из окровавленной плоти, лохмотьев кожи и костей. А все внутренности занимало черное месиво мелких и крупных щупалец или червей — мне некогда было вглядываться. И эти черви плотной бесформенной массой заполняли емкость выеденной ими плоти тела и черепа. Месиво ритмично двигалось, как единый организм, и издавало своей утробой — если к понятию «месиво» применимо слово «утроба» — глухое бухтение или угрожающий рокот.
