– Вы и представить не можете, как порой жизнь обгоняет любые мечты, – сказал я.
– Мечты… – проговорила она тихо. – Какие уж тут мечты…
Я взял ее за руки, они были холодные от волнения.
– Послушайте, – сказал я, – у меня нет никаких прав разговаривать с вами откровенно. Но поверьте, только самые необычные, фантастические обстоятельства разъединяют нас с вами. Но, впрочем, и они не в силах так сделать, чтобы я перестал думать о вас.
Она подошла к окну.
– Я тоже… тоже всегда буду помнить эти дни…
Молчание.
– Это прощание… – сказал она, – странное прощание, когда и встреча-то не вполне состоялась. Я ничего не понимаю. Впрочем, зачем размышлять. Значит, так угодно судьбе.
– Судьбе… – усмехнулся я.
– Кому же еще? – спросила она.
Раймонду Гроту, хотел сказать я, но тут же подумал, почему бы судьбе не выступить и в таком обличье?
– Ну, мне пора, – проговорила она.
– Одна просьба, – сказал я. – Позвольте мне вас не провожать, а уйти несколько раньше.
– Я и не рассчитывала на такую услугу, – ответила она, – сейчас подъедет извозчик. Да, впрочем, вот он уже подъезжает.
Свеча догорела, и в комнате стало темно, только с улицы пробивался свет фонарей. Я подошел к окну и увидел, что прямо напротив дома, занимая почти всю ширину мостовой, остановился роскошный лимузин.
– Извозчик… – пробормотал я. – Это за вами?
– Я говорила с ним днем. Он заломил целых три гривны. Тут и пешком совсем близко, но у меня тяжелый портплед, я накупила книг, они так дешевы в Риге.
Болела голова. Я пытался разглядеть силуэт человека за рулем машины. Зачем остановился здесь этот автомобиль? Я никогда не видел такой красивой, сверхсовременной машины. Ей кажется, что это извозчик. Кто же из нас видит не так?
– Странный, однако, извозчик, – сказал я неопределенно.
– Да, они не похожи на наших московских. У этого целое ландо. Я видела тут извозчиков с громадными каретами, их нанимают кататься у моря.
– Знаете, – сказал я внезапно, – давайте я все-таки поеду с вами на этом «извозчике».
– Буду очень рада, – ответила она просто.
Отчаянно колотилось сердце. Каждую минуту я ожидал, что комната вдруг опустеет и металлический голос объявит, что «объект удален из сферы внимания». Но этого не случилось.
Я взял ее сумку, и мы вышли из комнаты.
– Хотела проститься с хозяином, – сказала она, – но он, чудак, объявил, что прощаться не любит, ни с кем не прощается, и просил плотнее прикрыть дверь.
Мы спустились по каменным ступеням и подошли к машине. Я еще раз подивился ее сияющим формам. Выскочил водитель и распахнул перед нами дверь.
– Прошу вас, прошу! – бормотал он, неловко кланяясь.
Это был Раймонд Грот.
– Господин Грот? – удивленно сказала она.
– Ах, сударыня! Я решил сделать сюрприз и отвезти вас в своем экипаже. Зачем тратить деньги?
– Но я договорилась с извозчиком.
– Извозчик уже отправлен, он получил свои три гривны.
– Любезно с вашей стороны, – сказала она недоуменно.
– Садитесь, садитесь!
– Позвольте, но чем я обязана?
– Да просто вы мне симпатичны, и все! Могу я отвезти вас к поезду в своем экипаже?
– Отчего же… – Она посмотрела на меня вопросительно.
Я решительно запихнул сумку внутрь машины.
– Хороший у вас экипаж, – сказала она.
– А лошади! Я домчу вас в одно мгновение! – Раймонд Грот засмеялся.
– Я не спешу, до отправления еще целый час.
– В таком случае, поедем медленно.
Машина тронулась. Я напряженно смотрел в окно, мимо проплыл собор Екаба и дома «Три брата». Машина бесшумно и плавно шла к Домской площади. Внезапно я почувствовал, что ее холодная рука легла на мою ладонь.
– У меня к вам просьба. Подарите ту репродукцию, ведь настоящего портрета я, кажется, не увижу.
– Хорошо, – сказал я, – но она не со мной, я оставил ее на улице Эрглю.
– Есть еще время заехать, – сказала она.
Я размышлял недолго.
– Господин Грот, нельзя ли завернуть на улицу Эрглю? Всего на минуту.
– Не было бы ничего проще, – ответил он, – но до отправления поезда осталось десять минут.
– Как! – воскликнула она испуганно и стала рыться в сумочке в поисках часов. – Боже мой, в самом деле! А мне казалось, еще целый час.
– У меня очень точные часы, – сказал Раймонд Грот, – да вот и на соборе, взгляните.
– Да-да, – заговорила она быстро, – ошиблась, теперь бы не опоздать.
– Почему бы вам не поехать завтра? – спросил я внезапно. – Ведь вы свободны несколько дней. О билете я побеспокоюсь.
– Весьма сожалею, – вмешался Раймонд Грот, – госпоже надо ехать. Не хотел ее беспокоить, но получена телеграмма. – Он протянул белый листок бумаги.
Она прочла и задумалась.
– Что-то важное? – спросил я.
– Подруга, та, о которой вам говорила, просит быстрее приехать.
Он может сотворить телеграмму хоть от германского кайзера, подумал я.
– А вот и вокзал, – сказал Раймонд Грот. – Прощайтесь, до отправления поезда осталось немного.
И тут я сказал:
– Придется нам попрощаться с вами, поскольку я тоже намерен поехать в Москву.
– Ваш поезд отправляется с другого перрона, – быстро ответил он.
– Но я поеду этим поездом.
– Увы, ваши поезда отправляются в разное время, – сказал он печально.
Она следила за нашим разговором с недоумением.
– А где же ваш автомат контроля? – спросил я. – Почему он не напоминает про разные тайм-потенциалы?
– Вы заставляете меня напрягаться, – сказал он тихо.
– О чем вы говорите? – спросила она.
– Этот господин и является создателем тех необыкновенных обстоятельств, которые разъединяют нас, – сказал я. – Он пытается нас разлучить.
– Напротив, – возразил он. – Я устроил вам встречу.
– Так и оставьте нас вместе.
– Но это ведь невозможно.
– Сожмите мою руку, – сказал я ей, – крепко держите. Пусть он попробует нас разлучить.
– Да не я, не я, – возразил он. – Время опыта на исходе. Напрасно вы затеяли это, старина, я вовсе не собирался расстраивать вас, но время опыта на исходе. Отпустите-ка лучше руку.
– Нет, – сказал я и сжал ее руку, вцепился в нее, словно утопал или висел над пропастью.
– Милый… – прошептала она, и голос ее прозвучал словно на отдалении.
– Ну вот… – сказал он. – Разожмите пальцы. Теперь-то что вам держать?
– Руку… – пробормотал я.
– Нет никакой руки. Да и нет никого. Опыт закончился, вас разъединили.
Рядом со мной на сиденье было пусто. Но я мог поклясться, что ее рука все еще лежала в моей, и я стискивал ее что было силы.
Он приблизил ко мне печальное лицо.
