Серовато-пепельные перья ее местами были перемешаны с красновато-желтыми и белыми, на голове длинный бледно-серый хохол покрывал затылок и часть короткой шеи, крылья, распущенные веером, были усеяны желтыми, красными и серыми пятнами. Медленно двигаясь между стволами деревьев, она постоянно нагибалась и своим длинным и острым клювом разрывала кучи гниющих листьев, вероятно отыскивая гнездившихся в них насекомых, червей и личинок. Вдруг птица остановилась и вытянула шею. Андрею Ивановичу показалось, что она насторожилась, почуяв охотника. Не желая потерять интересную дичь, он быстро вскинул ружье и приготовился стрелять. Но в этот момент раздалось громкое "кха", похожее на чудовищно сильный кашель, и вслед за тем последовало продолжительное "кгу", будя тысячи отголосков в безмолвном лесу. Охотник вздрогнул от неожиданности и резкости звуков и едва не выронил ружья. Между тем "кха-кгу" следовали одно за другим, становясь все громче и резче. Это кричала птица, всякий раз, при этом выгибая шею и наклоняя несколько голову, как будто для того, чтобы лучше, старательнее выводить свою стереотипную фразу. На этот крик по сторонам раздалось несколько ответных "кагу". Птица, казалось, успокоилась и принялась за свое прерванное занятие. Андрей Иванович все еще держал ружье наготове, не решаясь выстрелить в кагу (он вспомнил, что именно так называлась птица, благодаря своему крику): у него не поднималась рука на существо, которое так мирно паслось у него на глазах, доверчиво приближаясь к тому самому стволу дерева, за которым он прятался. Кроме того, благодаря ответным крикам кагу, Грачев уже не боялся остаться без дичи. Он читал, что кагу легко делается ручным и ему захотелось поймать свою добычу живой. Поэтому он опустил ружье и остался за деревом, не спуская глаз с приближающегося кагу. Каждый охотник может легко понять, что, несмотря на вынужденную неподвижность, на задерживаемое дыхание, Андрей Иванович страшно волновался. Надежды и опасения быстро сменяли друг друга. То он боялся, что кагу переменит направление и не пройдет мимо дерева, за которым он притаился, то опасался, что птица почует его присутствие и убежит, а преследовать ее в густом лесу, между спутанными стволами деревьев, нечего было и думать. Одно время он думал, что ему показалось, что птица его заметила, по крайней мере ее черные блестящие глаза остановились на том самом дереве, за которым притаился Грачев. Он уже ждал, что кагу кинется в бегство. Но опасение не оправдалось. Птица продолжала спокойно приближаться к нему, разрывая по пути кучи листьев и останавливаясь над ними на несколько мгновений, чтобы достать червяка или насекомое. Когда кагу подошла к дереву на несколько шагов, терпение покинуло охотника. Он выскочил из своей засады и бросился ловить испуганную птицу. Кагу сначала взглянула на него как-то странно расширившимися глазами, потом жалобно закричала и кинулась бежать, распустив веером свои бесполезные крылья. Андрей Иванович бежал за ней, как говорится, сломя голову, натыкаясь на деревья, задевая за попадавшиеся на пути сучья. Несколько царапин и довольно чувствительных ушибов не могли остановить его бега: он видел только одну кагу, которую уже почти настигал и готовился схватить. Но в этот момент нога его зацепилась за выдавшийся корень и он с размаху упал на руки, разразившись самым энергическим проклятием, какое когда-либо случалось ему придумывать. Казалось, добыча была потеряна. Но каково было его удивление, когда на его проклятие кагу ответила жалобным стоном и вдруг остановилась, спрятав голову под распущенные веером крылья. Оставалось только подойти и взять добычу. Почти не веря своим глазам, Андрей Иванович схватил кагу за распущенные крылья и поднял на руки: в птице было, как ему показалось, от 10 до 15 фунтов весу.
Однако, приключение этим не кончилось. В то время, когда Андрей Иванович, радуясь своей легкой победе, перекладывал птицу с руки на руку, чтоб удобнее ее нести, кагу вдруг пребольно ущипнула его за руку своим красивым, твердым клювом. Щипок был так силен и неожидан, что Андрей Иванович выпустил ее из рук. Почувствовав себя на свободе, кагу со всех ног бросилась бежать к ближайшему кустарнику. Тогда, отчаявшись завладеть ею мирным способом и не желая упустить добычу, Андрей Иванович выстрелил ей вслед сначала из одного ствола, потом из другого. Птица упала с раздробленной головой. Стоя над ней, в то время, когда в ответ на гром выстрелов гулкий лес гудел тысячью разнообразных, казалось, встревоженных голосов, Андрей Иванович почувствовал нечто вроде угрызения совести. Охотничья горячка его улеглась. Он смотрел, как над головой его кружились какие-то птицы, точно укоряя его в убийстве, зеленые попугаи хрипло каркали над ним, лазя по веткам, вдали слышались замирающие крики кагу. Он все вспоминал, как мирная птица доверчиво приближалась к нему, не чуя грозящей опасности. "Неужели нельзя обойтись без убийства и разрушений?" — спрашивал он себя, смотря на окровавленную добычу. Но такова совесть человеческая! Вечером он весьма сытно пообедал мясом этой самой птицы, над трупом которой только-что предавался таким горьким размышлениям, и даже нашел мясо ее превкусным.
Мясо кагу действительно вкусно, но для одного человека целой птицы слишком много. Чтоб оно могло, не портясь, сохраняться в течение нескольких дней, Андрей Иванович тотчас же после обеда придумал следующее средство. Он взял жестяной ящик, в котором прежде были консервы, поместил в него оставшееся мясо кагу, плотно закрыл крышкой и опустил на дно ручья, в нескольких саженях от того места, где он вытекал из озера. Благодаря этому приспособлению Грачев получил возможность всегда иметь в запасе свежее мясо. Между тем, охотясь в том же лесу за кагу, он проследил течение ручья вплоть до его устья. Ручей исчезал в середине леса, низвергаясь кипящим каскадом с обрыва в глубокое ущелье, похожее на провал, со дна которого поднимались вершины засохших деревьев, вероятно, осевших туда вместе с опустившейся почвой. Местность была крайне дикая. Поваленные стволы деревьев, перепутанные цепкими лианами, наклонялись над ущельем и поминутно преграждали дорогу. В самом ущелье господствовал совершенный мрак, точно луч света не имел силы проникнуть в его таинственную глубину. Шум падающего ручья гулко раздавался по лесу. Со дна ущелья поднимался влажный воздух, пропитанный испарениями гниющего болота. Обходя кругом ущелья, Андрей Иванович видел повсюду крутые обрывистые стены, исключавшие всякую возможность спуститься на дно провала. В иных местах из глубины поднимались, рядом с засохшими, зеленеющие вершины деревьев, сумевших укорениться на влажном дне ущелья. Местами оно разветвлялось в виде узких трещин, местами, как острова, со дна его поднимались узкие, совершенно отвесные гребни скал. В одном месте одно из ущелий было настолько узко и уклонялось в сторону так далеко, что Андрей Иванович должен был перепрыгнуть его, чтобы идти снова по краю главного провала.
